Положитесь на Псмита. Пелам Вудхаус

пришла узнать про Синтию. Как она?

      Мисс Кларксон вздохнула.

      – Бедная девочка все еще в ужасном состоянии. И неудивительно! О муже никаких известий. Он ее бросил.

      – Бедняжечка! Можно ее повидать?

      – Пока нет. Я уговорила ее съездить дня на два в Брайтон. Надеюсь, морской воздух ее подбодрит. Во всяком случае, это лучше, чем чахнуть в номере лондонского отеля. Она уезжает одиннадцатичасовым поездом. Я передала ей привет от тебя, и она была очень признательна, что ты не забыла вашей дружбы и сочувствуешь ее горю.

      – Так я напишу ей. Где она остановится?

      – Ее брайтонского адреса я не знаю, но, полагаю, можно написать на отель «Кадоган», оттуда перешлют. Думаю, милочка, она будет рада получить весточку от тебя.

      Ева с грустью поглядела на благодарности в рамках, украшавшие стены. Она была не склонна поддаваться унынию, но день выдался на редкость скверным, и всех ее лучших подруг преследовали беды.

      – Кларки! – сказала она. – Сколько в мире всяких несчастий!

      – Да, да! – вздохнула мисс Кларксон, большая специалистка по несчастьям.

      – Все лошади, на которых ставишь, приходят шестыми, а все девочки, с которыми дружишь, попадают в такое жуткое положение! Бедная Филлис! Разве вам ее не жалко?

      – Но ведь муж любит ее преданно, не так ли?

      – Да, но у них совсем нет денег, а вы помните, какой богатой она была в школе. Конечно, может показаться странным, что я жалею тех, у кого нет денег. Но почему-то чужое безденежье мне всегда кажется куда хуже моего. Особенно если это старушка Фил: она ведь совсем для этого не приспособлена. Я-то привыкла всю жизнь обходиться без денег. Мой бедный папочка словно бы постоянно спешил наперегонки со временем дописать статью, а в дверь скреблись кредиторы. – Ева засмеялась, но на ее глаза навернулись слезы. – Он же был прелесть, правда? Отдал меня в такую дорогую школу, как Уэйленд-хаус, хотя у самого часто денег даже на табак не хватало, у бедняжки. Наверное, он и плату в школу задерживал?

      – Что же, милочка, я, конечно, была только учительницей и к финансовым делам никакого отношения не имела, но действительно иногда слышала…

      – Бедный милый папочка! Знаете, одно из моих детских воспоминаний… Мне тогда было не больше десяти. В дверь звонят, а папа, как морской лев, ныряет под диван, высовывает наружу голову и заклинает меня хриплым шепотом крепости не сдавать. Открываю дверь и вижу взбешенного мужчину с синим листом бумаги в руке. Я лепечу что-то так наивно и так мило, что он не только уходит совсем успокоившись, но еще гладит меня по головке и дарит мне пенни. А когда я заперла дверь, папа вылез из-под дивана и подарил мне двухпенсовик, так что всего получилось три пенса – недурная работа для одного утра. На них в лавочке дальше по улице я купила папе брильянтовое кольцо. То есть я думала, что оно брильянтовое, но, конечно, они могли меня и надуть – я же была так молода!

      – У тебя была трудная жизнь, милочка.

      – Да, но зато веселая! Я бы ни единой