Полное собрание сочинений в одном томе. Илья Ильф

Матвеевич почувствовал себя счастливым.

      – Когда вы доставите мне счастье увидеться с вами снова? – спросил Ипполит Матвеевич в нос.

      Лизе стало очень стыдно. Она заерзала в кресле и затосковала.

      – Куда это товарищ Бендер запропастился? – сказала она тоненьким голосом.

      – Так когда же? – спросил Воробьянинов нетерпеливо. – Когда и где мы увидимся?

      – Ну, я не знаю. Когда хотите.

      – Сегодня можно?

      – Сегодня?

      – Умоляю вас.

      – Ну, хорошо. Пусть сегодня. Заходите к нам.

      – Нет, давайте встретимся на воздухе. Теперь такие погоды замечательные. Знаете стихи: «Это май-баловник, это май-чародей веет свежим своим опахалом».

      – Это Жарова стихи?

      – М-м… Кажется. Так сегодня? Где же?

      – Какой вы странный! Где хотите. Хотите – у несгораемого шкафа? Знаете? Когда стемнеет…

      Едва Ипполит Матвеевич успел поцеловать Лизе руку, что он сделал весьма торжественно, в три разделения, как вернулся Остап. Остап был очень деловит.

      – Простите, мадемуазель, – сказал он быстро, – но мы с приятелем не сможем вас проводить. Открылось небольшое, но очень важное дельце. Нам надо срочно отправиться в одно место.

      У Ипполита Матвеевича захватило дыханье.

      – До свиданья, Елизавета Петровна, – сказал он поспешно, – простите, простите, простите, но мы страшно спешим.

      И компаньоны убежали, оставив удивленную Лизу в комнате, обильно обставленной гамбсовской мебелью.

      – Если бы не я, – сказал Остап, когда они спускались по лестнице, – ни черта бы не вышло. Молитесь на меня! Молитесь, молитесь, не бойтесь, голова не отвалится! Слушайте! Ваша мебель музейного значения не имеет. Ей место не в музее, а в казарме штрафного батальона. Вы удовлетворены этой ситуацией?

      – Что за издевательство! – воскликнул Воробьянинов, начавший было освобождаться из-под ига могучего интеллекта сына турецко-подданного.

      – Молчание, – холодно сказал Остап, – вы не знаете, что происходит. Если мы сейчаc не захватим нашу мебель – кончено. Никогда нам ее не видать. Только что я имел в конторе тяжелый разговорчик с заведующим этой исторической свалкой.

      – Ну, и что же? – закричал Ипполит Матвеевич. – Что же сказал вам заведующий?

      – Сказал все, что надо. Не волнуйтесь. «Скажите, – спросил я его, – чем объяснить, что направленная вам по ордеру мебель из Старгорода не имеется в наличности?» Спросил я это, конечно, любезно, в товарищеском порядке. «Какая это мебель? – спрашивает он. – У меня в музее таких фактов не наблюдается». Я ему сразу ордера подсунул. Он полез в книги. Искал полчаса и наконец возвращается. Ну, как вы себе представляете? Где эта мебель?

      – Пропала? – пискнул Воробьянинов.

      – Представьте себе, нет. Представьте себе, что в таком кавардаке она уцелела. Как я вам уже говорил, музейной ценности она не имеет. Ее свалили в склад, и только вчера, заметьте себе, вчера,