Полное собрание сочинений в одном томе. Илья Ильф

дока. Договаривающиеся стороны заглядывали друг другу в глаза, обнимались, хлопали по спинам и вежливо смеялись.

      – Ну, – сказал Остап, – за все дело десятку!

      – Дуся! – удивился монтер. – Вы меня озлобляете. Я человек, измученный нарзаном.

      – Сколько же вы хотите?

      – Положите полста. Ведь имущество-то казенное. Я человек, измученный нарзаном.

      – Хорошо. Берите двадцать! Согласны? Ну, по глазам вижу, что согласны.

      – Согласие есть продукт при полном непротивлении сторон.

      – Хорошо излагает, собака, – шепнул Остап на ухо Ипполиту Матвеевичу, – учитесь.

      – Когда же вы стулья принесете?

      – Стулья против денег.

      – Это можно, – сказал Остап, не думая.

      – Деньги вперед, – заявил монтер, – утром – деньги, вечером – стулья или вечером – деньги, а на другой день утром – стулья.

      – А может быть, сегодня – стулья, а завтра – деньги? – пытал Остап.

      – Я же, дуся, человек измученный. Такие условия душа не принимает.

      – Но ведь я, – сказал Остап, – только завтра получу деньги по телеграфу.

      – Тогда и разговаривать будем, – заключил упрямый монтер, – а пока, дуся, счастливо оставаться у источника, а я пошел: у меня с прессом работы много. Симбиевич за глотку берет. Сил не хватает. А одним нарзаном разве проживешь?

      И Мечников, великолепно освещенный солнцем, удалился.

      Остап строго посмотрел на Ипполита Матвеевича.

      – Время, – сказал он, – которое мы имеем, – это деньги, которых мы не имеем. Киса, мы должны делать карьеру. Сто пятьдесят тысяч рублей и ноль ноль копеек лежат перед нами. Нужно только двадцать рублей, чтобы сокровище стало нашим. Тут не надо брезговать никакими средствами. Пан или пропал. Выбираю пана, хотя он и явный поляк.

      Остап задумчиво обошел кругом Воробьянинова.

      – Снимите пиджак, предводитель, поживее, – сказал он неожиданно.

      Остап принял из рук удивленного Ипполита Матвеевича пиджак, бросил его наземь и принялся топтать пыльными штиблетами.

      – Что вы делаете? – завопил Воробьянинов. – Этот пиджак я ношу уже пятнадцать лет, и он все как новый!

      – Не волнуйтесь! Он скоро не будет как новый! Дайте шляпу! Теперь посыпьте брюки пылью и оросите их нарзаном. Живо!

      Ипполит Матвеевич через несколько минут стал грязным до отвращения.

      – Теперь вы дозрели и приобрели полную возможность зарабатывать деньги честным трудом.

      – Что же я должен делать? – слезливо спросил Воробьянинов.

      – Французский язык знаете, надеюсь?

      – Очень плохо. В пределах гимназического курса.

      – Гм… Придется орудовать в этих пределах. Сможете ли вы сказать по-французски следующую фразу: «Господа, я не ел шесть дней»?

      – Мосье, – начал Ипполит Матвеевич, запинаясь, – мосье, гм, гм… же не, что ли, же не манж па… шесть, как оно: ен, де, труа, катр, сенк… сис… сис… жур. Значит,