Полное собрание сочинений в одном томе. Илья Ильф

шага; во‐вторых, немедленно встаньте. В-третьих, мебель я продам за двести пятьдесят рублей, не меньше.

      – Не корысти ради, – пропел отец Федор, – а токмо во исполнение воли больной жены.

      – Ну, милый, моя жена тоже больна. Правда, Мусик, у тебя легкие не в порядке? Но я не требую на этом основании, чтобы вы… ну… продали мне, положим, ваш пиджак за тридцать копеек.

      – Возьмите даром! – воскликнул отец Федор.

      Инженер раздраженно махнул рукой и холодно сказал:

      – Вы ваши шутки бросьте. Ни в какие рассуждения я больше не пускаюсь. Стулья оценены мною в двести пятьдесят рублей, и я не уступлю ни копейки.

      – Пятьдесят, – предложил отец Федор.

      – Мусик! – сказал инженер. – Позови Багратиона. Пусть проводит гражданина!

      – Не корысти ради…

      – Багратион!

      Отец Федор в страхе бежал, а инженер пошел в столовую и сел за гусика. Любимая птица произвела на Брунса благотворное действие. Он начал успокаиваться.

      В тот момент, когда инженер, обмотав косточку папиросной бумагой, поднеc гусиную ножку к розовому рту, в окне появилось умоляющее лицо отца Федора.

      – Не корысти ради, – сказал мягкий голос. – Пятьдесят пять рублей.

      Инженер, не оглядываясь, зарычал. Отец Федор исчез.

      Весь день потом фигура отца Федора мелькала во всех концах дачи. То выбегала она из тени криптомерии, то возникала она в мандариновой роще, то перелетала через черный двор и, трепеща, уносилась к Ботаническому саду.

      Инженер весь день призывал Мусика, жаловался на психа и на головную боль. В наступившей тьме время от времени раздавался голос отца Федора.

      – Сто тридцать восемь! – кричал он откуда-то с неба.

      А через минуту голоc его приходил со стороны дачи Думбасова.

      – Сто сорок один, – предлагал отец Федор, – не корысти ради, господин Брунс, а токмо…

      Наконец инженер не выдержал, вышел на середину веранды и, вглядываясь в темноту, начал размеренно кричать:

      – Черт с вами! Двести рублей! Только отвяжитесь.

      Послышались шорох потревоженных бамбуков, тихий стон и удаляющиеся шаги. Потом все смолкло.

      В заливе барахтались звезды. Светляки догоняли отца Федора, кружились вокруг головы, обливая лицо его зеленоватым медицинским светом.

      – Ну и гусики теперь пошли, – пробормотал инженер, входя в комнаты.

      Между тем отец Федор летел в последнем автобусе вдоль морского берега к Батуму. Под самым боком, со звуком перелистываемой книги, набегал легкий прибой, ветер ударял по лицу, и автомобильной сирене отвечало мяуканье шакалов.

      В этот же вечер отец Федор отправил в город N жене своей Катерине Александровне такую телеграмму:

      ТОВАР НАШЕЛ ВЫШЛИ ДВЕСТИ ТРИДЦАТЬ

      ТЕЛЕГРАФОМ ПРОДАЙ ЧТО ХОЧЕШЬ ФЕДЯ

      Два дня он восторженно слонялся у Брунсовой дачи, издали раскланивался с Мусиком и даже время от времени оглашал тропические дали криками:

      – Не корысти ради, а токмо волею пославшей