Полное собрание сочинений в одном томе. Илья Ильф

растратчика. Тут были, главным образом, бедра, несколько раз указывалась цена книги, несомненно невысокая для такого большого количества страниц, размер тиража и адреc склада издательства «Васильевские четверги» – Кошков переулок, дом № 21, квартира 17а.

      Обнадеженный кассир выпросил на прощанье новую книгу Шахова под названием «Повесть о потерянной невинности, или В борьбе с халатностью».

      – Так ты иди, братец, – сказал Шахов, – и не греши больше. Нечистоплотно это.

      – Так я пойду, Агафон Васильевич. Значит, вы думаете, дадут условно?

      – Это от тебя зависит. Ты больше на книгу вали. Тогда и выкрутишься.

      Выпроводив кассира, Шахов сделал по комнате несколько танцевальных движений и промурлыкал:

      – Бейте в бубны, пусть звенят гита-ары…

      Потом он позвонил в издательство «Васильевские четверги».

      – Печатайте четвертое издание «Бега волны», печатайте, печатайте, не бойтесь! Это говорит вам Агафон Шахов!

      – Есть! – повторил Остап сорвавшимся голосом. – Держите!

      Ипполит Матвеевич принял в свои трепещущие руки плоский деревянный ящичек. Остап в темноте продолжал рыться в стуле. Блеснул береговой маячок. На воду лег золотой столбик и поплыл за пароходом.

      – Что за черт! – сказал Остап. – Больше ничего нет!

      – Н-н-не может быть, – пролепетал Ипполит Матвеевич.

      – Ну, вы тоже посмотрите!

      Воробьянинов, не дыша, пал на колени и по локоть всунул руку под сиденье.

      Между пальцами он ощутил основание пружины. Больше ничего твердого не было. От стула шел сухой мерзкий запах потревоженной пыли.

      – Нету? – спросил Остап.

      – Нет.

      Тогда Остап приподнял стул и выбросил его далеко за борт. Послышался тяжелый всплеск. Вздрагивая от ночной сырости, концессионеры в сомнении вернулись к себе в каюту.

      – Так, – сказал Бендер. – Что-то мы, во всяком случае, нашли.

      Ипполит Матвеевич достал из кармана ящичек и осовело посмотрел на него.

      – Давайте, давайте! Чего глаза пялите!

      Ящичек открыли. На дне лежала медная позеленевшая пластинка с надписью:

      Этимъ полукресломъ

      мастер Гамбсъ

      начинаетъ новую партiю мебели.

      1865 г. Санктъ-Петербургъ

      Надпись эту Остап прочел вслух.

      – А где же брильянты? – спросил Ипполит Матвеевич.

      – Вы поразительно догадливы, дорогой охотник за табуретками! Брильянтов, как видите, нет.

      На Воробьянинова было жалко смотреть. Отросшие слегка усы двигались, стекла пенсне были туманны. Казалось, что в отчаянии он бьет себя ушами по щекам.

      Холодный, рассудительный голоc великого комбинатора оказал свое обычное магическое действие. Воробьянинов вытянул руки по вытертым швам и замолчал.

      – Молчи, грусть, молчи, Киса! Когда-нибудь мы посмеемся над дурацким восьмым стулом, в котором нашлась глупая дощечка. Держитесь. Тут есть еще три стула – девяносто девять шансов из ста!

      За ночь на щеке огорченного