Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Т. 2. Юрий Александрович Лебедев

      Американский ежик в СССР

      А как происходило рождение «ежа» в советском атомном проекте? Я думаю, что в начале масштабной работы (после образования Спецкомитета 20 августа 1945 г и почти до «коронационной» встречи Курчатова со Сталиным 25 января 1946 г) и у Курчатова, и у Харитона не было ясного понимания всей сложности проблемы нейтронного инициирования.

      Именно в это время по инициативе Берии была проведена специальная разведывательная операция, известная как «допрос Нильса Бора»[327].

      В ее ходе состоялась встреча одного из ведущих сотрудников «отдела “С”» Я.П. Терлецкого с Н. Бором в Копенгагене. В ходе «допроса» Бора 14 и 16 ноября 1945 г. Терлецким было задано 22 вопроса[328], сформулированных Курчатовым, Харитоном, Кикоиным и Арцимовичем в ночь с 24 на 25 октября 1945 г. в кабинете Судоплатова[329].

      Были вопросы по конструкциям реакторов, разделению изотопов, физике процесса ядерного деления, общим конструктивным принципам бомбы, но ни один из них не касался нейтронного инициатора – единственной детали бомбы, к разработке которой Бор был лично причастен.

      Объяснений этому два. Во-первых (и это главное!), к этому моменту у Харитона еще не было четкого понимания всей сложности создания инициатора, а во-вторых, – не было известно, что Бор этим вопросом занимался детально.

      А почему не была учтена информация от Клауса Фукса, которая содержится в деле Фукса ФБР? Ответ прост – список научных коллоквиумов, представленный в деле Фукса ФБР, заканчивается коллоквиумом 3 июня 1946 г. А это значит, что данный список в 1945 году еще не поступил в «Отдел “С”».

      Сам же Бор мог обратить внимание на вопрос о конструкции инициатора (в отчете Смита, который Бор подарил Терлецкому как основной источник известной Бору информации о бомбе, об этом не говорилось вообще!), но инициативы в «открытии секретов» не проявлял. Такая вот «чук-и-гековская» позиция: «если “мама” спросит, то я отвечу, а нет – не буду выскочкой…». Под “мамой” он, конечно, имел виду П.Л.Капицу, от лица которого приехал Терлецкий и который, в представлении Бора, и занимался советской атомной бомбой. Не знал же Бор, что вопросы к нему писал не Капица, а, по настоянию Берии, Курчатов!

      По характеристике Терлецкого, его

      «ответы были очень общие: каждый раз он ссылался на то, что в Лос-Аламосе он не был ознакомлен с деталями проекта, а в лабораториях восточной части США – вообще не бывал»[330].

      Вот почему пришедшие вскоре донесения Дельмара об использовании полония и технологии его получения были столь важными. Сам выбор полония и бериллия в качестве источника нейтронов занял у американцев больше года интенсивных исследований.

      «В августе 1944 года, после более чем года исследований разных видов источников нейтронов, ученые Лос-Аламоса решили, что полоний-210, в сочетании с бериллием, “будет самым лучшим материалом, чтобы использоваться” в качестве инициатора для взрыва бомбы»[331].

      Очень важно, что эта информация приведена американским историком Манхэттенского проекта в статье,

327

Терлецкий Я.П. Операция «допрос Нильса Бора». С. 18–44.

328

Чиков В., Керн Г. Охота за атомной бомбой.

329

Терлецкий Я.П. Операция «допрос Нильса Бора. С. 30.

330

Там же. С. 38.

331

Owen N. Pagano, The Spy who stole the Urchin: George Koval’s Infiltration of the Manhattan Project» со ссылкой на: Manhattan District History: Book VIII, Los Alamos Project (Y), Volume 3 – Auxiliary Activities, Chapter 4, Dayton Project. U.S. Department of Energy OpenNet. P. 4.2.