Слуги Люцифера. Юлия Лангровская

домик. Сережка вприпрыжку побежал за ними, а Жанна, подумав, что такое же проявление чувств не пристало княжне, осталась на месте, хоть и горела желанием не отходить от управляющего ни на миг.

      Вряд ли эта десятилетняя девочка отдавала себе отчет в том, почему ее так неудержимо потянуло к этому новому человеку, потянуло с первого же взгляда, вряд ли она понимала, что происходит внутри нее, но, невольно сравнив Жозэ со своим отцом, она еще более возвеличила первого и прониклась презрением к последнему.

      Вскочив с травы, она пронеслась мимо Нинетты, подбежала к отцу, который все еще продолжал ласкать своего коня и осыпать его всякими нежными словами. Дернув князя за рукав, девочка сказала, глядя ему прямо в глаза:

      – Он очень смелый, правда?

      Князь Мадлик только кивнул, даже не посмотрев на дочь.

      Жанна продолжала:

      – К коню ты прежде подошел, чем к человеку, который мог погибнуть из-за него.

      Тут князь перестал теребить гриву Корсара, обернулся к дочери и, безо всяких слов влепил ей такую увесистую затрещину наотмашь, что Жанна, тихо вскрикнув, упала прямо под копыта Корсара. Если бы подбежавшая Нинетта не помогла ей подняться, конь затоптал бы девочку своими мощными копытами.

      А в домике управляющего происходило следующее:

      Те двое мужчин, что внесли бессознательного Жозэ в комнату, положили его на кровать, а маленький Сережка остался сидеть подле своего друга, принявшись смывать мокрым полотенцем копоть с его лица.

      Так он просидел возле управляющего несколько часов. Наступил вечер, за окном стемнело, мальчика сморило.

      К полуночи все в доме князя уже видели десятые сны. Не спала только Жанна. Девочка ворочалась в своей постели с боку на бок и никак не могла уснуть. Голова побаливала от столкновения с отцовской рукой, мешали спать обида, негодование, возмущение и ярость. Мешало и беспокойство; как же там себя чувствует господин Жозэ?

      Полежав еще немного, но, так и не уснув, Жанна тихо, не производя ни малейшего шума, встала, накинула плащ поверх ночной сорочки и стала медленно, на цыпочках продвигаться к двери.

      Едва ее пальцы коснулись ручки, как из темноты послышался голос сестры:

      – Ты куда?

      – Я тебя разбудила?

      – Нет, конечно. Ты ведь производишь не больше шума, чем муравей. Просто мне тоже не спится. Так, куда ты идешь?

      – К управляющему.

      – Что? Сейчас? – Нинетта сразу встала.

      – А что? Мне хочется посмотреть, как он.

      – Почему ты так о нем беспокоишься?

      – Сама не знаю. Но я чувствую к нему такую привязанность, какую никогда еще ни к кому не чувствовала.

      Нинетта помолчала мгновение, а потом взяла сестру за руку.

      – Я пойду с тобой.

      – Тогда идем. Накинь свой плащ.

      Когда девочки спустились на первый этаж, а затем прошли в холл, дверь на улицу оказалась запертой, как и бывало всегда во избежание всякий неприятностей. Дворецкий поворачивал ключ в замке, едва пробивало десять вечера.

      – Я