Славянин. Александр Владимирович Забусов

рядно на ветви березы. От бывалого воя не укрылась повадка отрока, при виде незнакомца, мальчишка схватился за нож, и маскируя держал его правильным хватом. Добре! Перед ним явно не смерд. Да, и клинок засапожника не дешев, и одежа не проста, пошита из дорогого сукна, только явно не по размеру и цветом непривычна.

      Тогда же взгляд юнака удивил старого воина. Холодный, оценивающий, ничуть не опасливый. Как будто он сам, боярин, должен был опасаться мальчишку, а не наоборот. Ну, да! Как же он позабыл! Ведь говорила во сне богиня, что выгорела душа у мальца, а для таких как они, страха нет. Это одно! Второе, то, что воспринимает Беловода по причине преклонного возраста, как калику перехожего, и на висевший на поясе меч, ему чихать. Ну-ну!

      –Здравствуй, отроче, – первым поздоровался курянин. – Гляжу, нет в тебе почитания к старшим. Али сам князь передо мною? Коли так, звиняй княже, не признал.

      –И тебе здравствовать, добрый человек. Прости, что не поздоровался первым. Со сна растерялся.

      Речь правильная, смущения и в помине нет, где-то даже нахрапистая. Явно не смерд.

      –А относительно происхождения, скажу, что начало свое веду из родов кривичей, каковые прямыми потомками Дажьбога считают себя. В княжестве Черниговском наша вотчина родовая, Гордеев погост на реке Псел. Слыхал?

      –Нет.

      –Гм!..

      Может чего напутали Монзыревские деятели? А может все просто. Перед ним человек, которому политика государств, даже средневековых, до лампады. Живет себе и живет! Только беседу все равно до логического завершения довести придется.

      –В жилах моих руда боярина Гордея течет. Батюшка меня Егором нарек, позже прозвищем Лихой обзавелся, – Лиходеев без затей назвал свой прежний позывной и добавил отчество, малость переиначив под славянский калорит. – Самого батьку Витославом рекли.

      При упоминании Чернигова, старик посмурнел, однако сдержал наплывшие чувства, лишь в сторону леса повернул лицо, чтоб ненароком глаза не выдали душевной муки.

      Речь юноши содержала в себе некий южный говор. На севере Руси говорили чуть по другому, особливо смерды, глотали окончания иных слов, путая привычную Беловоду артикуляцию. Перед ним, можно сказать, стоял земляк, южанин, мало того, по крохам поведения явно из благородного сословия.

      –Не слыхал о таком. Ну, да не суть! На Руси малых городков и погостов тьма тьмущая, всех не упомнишь. Сам-то ты откуда путь держишь? Прости, что имени свого не сказал ране, Беловодом меня кличут.

      –А по батюшке как?

      –Не нужно по батюшке, калике отчество ни к чему. Так, откуда путь держишь, и ежели не секрет, то куда? Почему в столь юном возрасте не ешь хлеб дедовский?

      –Какой секрет? Нет никакого секрета.

      Беловод вновь поймал взгляд юнца, но взгляд тот изменился, стал каким-то тоскливым, в чем-то отгороженным от сего мира. Миг и промелькнувшая тень беспросветной тоски сползла с лица собеседника. Отрока будто прорвало.

      –Понимаешь, Беловод, секрета нет, только я сам не знаю