Опьяненный любовью. Салли Маккензи

на Пен, после чего снова обратился к Гарри: – Если вы, по вашим словам, здесь по поручению герцога, а не по личным делам, вам, возможно, неизвестно, что эта женщина – бывшая любовница графа…

      На сей раз удар Гарри пришелся в брюхо священника.

      Ловя ртом воздух, Годфри согнулся пополам.

      – Вы не слишком умны, как я погляжу. – Голос Гарри звучал жестко и сурово. Раньше Пен никогда не слышала у него подобных интонаций. – Советую вам немедленно убраться и молчать как здесь, так и где бы то ни было еще. Не хочу вас убивать, но предупреждаю: не испытывайте мое терпение. Надеюсь, я ясно выразился.

      Викарий кивнул.

      – Отлично. И застегните наконец штаны!

      Годфри завозился с пуговицами и засеменил прочь. Вид у него был пришибленный, и Пен надеялась, что угрозы Гарри на него подействуют и заставят попридержать язык.

      Впрочем, какое это теперь имеет значение? Уже никакого. Репутация, которую она так долго, с такими усилиями создавала, уничтожена, независимо от дальнейших действий Годфри.

      – Пен. – Гарри подошел к ней и обнял за плечи. – Не плачь.

      – Я… – Она шмыгнула носом. – Я не плачу.

      – Конечно, не плачешь.

      Он прижал ее к себе, Пен выронила палку, упала лицом ему на грудь и разрыдалась. Так хорошо было чувствовать рядом его широкую грудь и сильные руки.

      Но какая же она все-таки глупая! Ведь понятно же, завтра или послезавтра Гарри вернется в свое имение и она снова останется с Гарриет одна.

      Останется с Гарриет? Он же не будет пытаться забрать у нее дочь?

      Их дочь.

      Гарри с ней так не поступит. Пен не сомневалась. Зачем ему Гарриет? Нет, он просто уедет, а они останутся. Она останется со своими трудностями и проблемами.

      И не то чтобы они лежали на ее плечах непосильным бременем. Разумеется, нет. Она вполне с ними справляется. Просто сейчас она разнюнилась из-за ерунды.

      Пен заставила себя поднять голову, высвободиться из теплых и кажущихся такими надежными объятий Гарри.

      «Теперь мой дом Литтл-Падлдон. У меня есть работа. Джо, Каро и весь приют зависят от меня. Мне нужно воспитывать Гарриет. Я сильная. Я все выдержу».

      – Пен, Гарриет – моя дочь?

      О господи. Когда-то она часто рисовала себе эту сцену: появляется Гарри и задает ей этот вопрос. Но все это в прошлом, ни о чем таком она давно уже не помышляет. Как ей ответить?

      Солгать?

      Не поможет. Скажи она, что была любовницей Уолтера, он ей никогда не поверит.

      – Да, Гарриет – твоя дочь.

      Его лицо сделалось неподвижным и непроницаемым. О чем он думает?

      – Раньше ты никогда не скрывал своих чувств.

      О черт, ей не стоило этого говорить. Пен захотелось вернуть свои слова обратно. Пора их близости и общности, если она ее не вообразила, давно миновала. Сейчас оба они совсем другие. Ей не следует об этом забывать.

      Гарри вымученно улыбнулся:

      – Я научился осторожности.

      Осторожность… Пен тоже не мешало бы ей научиться. Впрочем, она старается быть осторожной. А он показался ей таким знакомым, таким близким,