Юмористические рассказы. Михаил Зощенко

пристегнули. Довольно, – говорит, – вам неловко в таком отвлеченном виде в театры ходить.

      Я говорю:

      – Я не знал, что я в театры иду, дура какая. Я, может, пиджаки редко надеваю. Может, я их берегу, – что тогда?

      Стали мы думать, что делать. Локтев, собака, говорит:

      – Вот чего. Я, – говорит, – Василий Митрофанович, сейчас тебе свою жилетку дам. Надевай мою жилетку и ходи в ней, будто тебе все время в пиджаке жарко.

      Расстегнул он свой пиджак, стал щупать и шарить внутри себя.

      – Ой, – говорит, – мать честная, я, – говорит, – сам сегодня не при жилетке. Я, – говорит, – тебе лучше сейчас галстук дам, все-таки приличней. Привяжи на шею и ходи, будто бы тебе все время жарко.

      Дама говорит:

      – Лучше, – говорит, – я, ей-богу, домой пойду. Мне, – говорит, – дома как-то спокойней. А то, – говорит, – один кавалер чуть не в подштанниках, а у другого галстук заместо пиджака. Пущай, – говорит, – Василий Митрофанович в пальто попросит пойти.

      Просим и умоляем, показываем союзные книжки – не пущают.

      – Это, – говорят, – не девятнадцатый год – в пальто сидеть.

      – Ну, – говорю, – ничего не пропишешь. Кажись, братцы, надо домой ползти.

      Но как подумаю, что деньги заплачены, не могу идти – ноги не идут к выходу.

      Локтев, собака, говорит:

      – Вот чего. Ты, – говорит, – подтяжки отстегни, – пущай их дама понесет заместо сумочки. А сам валяй, как есть: будто у тебя это летняя рубашка апаш и тебе, одним словом, в ней все время жарко.

      Дама говорит:

      – Я подтяжки не понесу, как хотите. Я, – говорит, – не для того в театры хожу, чтоб мужские предметы в руках носить. Пущай Василий Митрофанович сам несет или в карман себе сунет.

      Раздеваю пальто. Стою в рубашке, как сукин сын.

      А холод довольно собачий. Дрожу и прямо зубами лязгаю. А кругом публика смотрит.

      Дама отвечает:

      – Скорей вы, подлец этакий, отстегивайте помочи. Народ же кругом ходит. Ой, ей-богу, лучше я домой сейчас пойду.

      А мне скоро тоже не отстегнуть. Мне холодно. У меня, может, пальцы не слушаются – сразу отстегивать. Я упражнения руками делаю.

      После приводим себя в порядок и садимся на места.

      Первый акт проходит хорошо. Только что холодно. Я весь акт гимнастикой занимался.

      Вдруг в антракте задние соседи скандал поднимают. Зовут администрацию. Объясняют насчет меня.

      – Дамам, – говорят, – противно на ночные рубашки глядеть. Это, – говорят, – их шокирует. Кроме того, – говорят, – он все время вертится, как сукин сын.

      Я говорю:

      – Я верчусь от холода. Посидите-ка в одной рубахе. А я, – говорю, – братцы, и сам не рад. Что же сделать?

      Волокут меня, конечно, в контору. Записывают все как есть.

      После отпускают.

      – А теперь, – говорят, – придется вам трешку по суду отдать.

      Вот гадость-то! Прямо не угадаешь, откуда неприятности…

1927

      Лимонад

      Я, конечно, человек непьющий. Ежели другой раз и выпью, то мало