Ева-пенетратор, или Оживители и умертвители. Александр Бренер

жена сидела за столом беззубая и косматая – настоящая старая ведьма.

      Но она не пеняла на жизнь и глядела на тебя как на извлекателя квинтэссенции, Энрико.

      Может, она верила, что мы с тобой – неспокойные оживители жизни?

      Или просто доживала жизнь с неудачником-мужем?

      Шалость-освежитель

      Долгое время я думал, что вместо искусства нужна шалость.

      И действовал в соответствии с этой идеей.

      Дети оживляются от своего бесчинства.

      Я следовал их примеру.

      Однажды в Лондоне я забрёл в аукционный дом «Сотбис» на Бонд-стрит.

      В тот день там проходил аукцион работ Дэмьена Хёрста.

      Это очень, очень, очень богатый предприниматель.

      И довольно заурядный художник.

      Аукционный зал был полон.

      Я всё-таки нашёл свободное место.

      Происходили торги – как и полагается в «Сот-бис».

      На подиум одна за другой выносились работы Хёрста – «Spot Paintings», «Spin Paintings», «Kaleidoscope Paintings» – и с молотка продавались.

      Сбыт искусства шёл бойко.

      Сперва я наблюдал с любопытством, а потом меня затошнило.

      Я подумал: «Пошалю немножко».

      В тот момент на продажу была выставлена большая картина с мёртвыми бабочками, влипшими в яркую краску, – живописная стряпня Хёрста из серии «Butterfly Colour Paintings».

      Клерк поднял молоточек.

      Я крикнул:

      – СРИ!

      В переполненном зале воцарилась молчанье.

      «СРИ» – это могло означать две вещи: цифру 3 (three) по-английски и слово «срать» по-русски.

      Понимай как хочешь.

      Клерк с молоточком обратился ко мне:

      – What do you mean, sir?

      А я как из пушки:

      – СРИ!

      И состроил весьма идиотскую рожу: выпучил зенки, вывалил язык, пустил слюнку.

      Все вокруг уставились на меня, как на чудо-юдо.

      Клерк что-то промямлил, но я не расслышал.

      И опять:

      – СРИ!!! – во всё горло.

      Они не могли понять: то ли я дебошир, то ли русский олигарх с похмелья.

      Они соображали: а вдруг я страдаю какой-то душевной болезнью, но хочу купить картину за три миллиона…

      Клерк попробовал торговать опять, но я остался помехой:

      – СРИ! СРИ! СРИ! СРИ!

      Появились вышибалы.

      Они действовали деликатно: знаками попросили меня удалиться.

      Я наотрез отказался и заорал очень буйно:

      – СРИ! СРИ! СРИ!

      Тогда они потащили меня вон из зала.

      Люди отворачивались, прятали лица.

      В вестибюле возник лучезарный джентльмен в искромётном костюме:

      – Are you OK, sir?

      Он тоже сомневался: может, я – эксцентричный миллионер из Сибири?

      А я ему в рожу:

      – СРРРИИИИИИИИИИИ!

      Но он, кажется, не обосрался.

      А жаль – это могло бы превратить его в Собаку Баскервилей.

      Как сказал Андрей Платонов: «Жил с людьми, – вот и поседел от горя…»

      И всё-таки я в тот день повеселился и ожил.

      Всё вокруг ожило: люди, Бонд-стрит, город Лондон.

      Между кадавром и кентавром

      Один критик