На перекрестье дорог, на перепутье времен. Галина Тер-Микаэлян

страшных грехов, караемых смертью.

      «Муртад убивается, и разлучается он со своей женой, и не заслуживает наследства от своих родственников верующих, и не оказывается ему помощь, если он просит о ней, и нельзя его хвалить, и являются его деньги трофеем для мусульман – и это из уничтожения дел в этом мире»

      Так говорит аят суры аль-Бакара, и не во власти султана оспаривать приговор шариатского суда муртаду. Султан может смещать и назначать шейх-аль-ислама, но изданную им фетву (правовая позиция, решение по правовому вопросу) обязан принять к исполнению. И хотя согласия на конфискацию имущества казненного Селим не дал, это не принесло ему облегчения – щемящая боль при мысли об умершем друге заполнила душу и не отпускала.

      «Накшидиль! Только она может смягчить…»

      Тряхнув головой, Селим позвонил и, вызвав евнуха, велел узнать, сможет ли сейчас Накшидиль-султан его принять. Спустя несколько минут евнух вернулся с запиской, испускавшей тонкий неповторимый аромат. Изящным почерком в ней было написано по-французски:

      «Для меня было бы великим счастьем видеть ваше величество. Преданная вам Накшидиль»

      Накшидиль беседовала в гостиной со своим четырнадцатилетним сыном шехзаде Махмудом. В той самой гостиной, где несколько лет назад три знатные дамы беседовали с отважным Кутуз-пашой, ибо убранство ее, по общему признанию, отличалось европейской изысканностью. При виде султана Накшидиль и Махмуд поднялись и склонились в почтительном поклоне. В присутствии маленького Махмуда Селим не стал возражать против подобных знаков почтения – шехзаде должен следовать принятому при дворе этикету. Хотя будь Накшидиль одна, султан Селим сам склонился бы перед ней и прижал к губам ее тонкие пальцы – это была самая очаровательная женщина из всех, кого ему довелось встречать в своей жизни. Четвертая жена его покойного дяди.

      Попав в гарем она назвалась Эме дю Бюк де Ривери, похищенной пиратами знатной дамой с Мартиники, но Селим порою сомневался, что это так – слишком уж упорно Накшидиль отказывалась связаться со своими родными. Возможно, ее имя действительно было Эме де Ривери, но может быть, она была простой служанкой, назвавшейся именем госпожи, чтобы обеспечить себе достойное положение в гареме, а настоящая Эме давно покоилась на дне морском или сгинула в лапах берберийских пиратов. Какое это имело значение для Селима! Для него Накшидиль и теперь, в тридцать шесть лет, была воплощением изысканности и красоты.

      Он не был для нее махрамом (родственником, брак с которым по законам ислама запрещен, лишь при махраме женщина может открывать лицо), но в своей европейской гостиной она всегда принимала его с открытым лицом. И султан Селим чувствовал себя европейцем, по-французски беседуя с ней о Людовике Четырнадцатом, Лафонтене и Руссо. Немало времени они проводили, обсуждая успехи в учении шехзаде Махмуда. Ибо собственных детей