Повести о карме. Генри Лайон Олди

бумага, рама рассыпалась на отдельные рейки. Кто-то с размаху налетел на меня, сбил с ног. Больно ударившись копчиком об пол, я в ответ взмахнул плетью – и чудом успел остановить удар в последний миг.

      Меня оглушили рыдания.

      – Матушка?

      – Это не он! Не он!

      Мать опрометью бросилась прочь по коридору.

      – Кто? Что?!

      – Убийца! Мой муж убийца!

      Я не увидел – скорее ощутил движение в темноте. В дверях спальни стоял мужчина. Знакомая с детства смесь запахов: крепкий табак, масло для волос, жевательная смола.

      – Отец? Что происходит?!

      – Ничего. Повесь плети на место.

      – В доме грабитель?!

      – Нет.

      – Это не он! Боги, за что?!

      В конце коридора мелькнул тусклый свет – мать выбежала на веранду.

      – Что с матушкой?!

      Отец тяжело вздохнул.

      – Она не в себе.

      – Вор! – голосила мать во дворе. – Он украл моего мужа! Вяжите его!

      Вот уж верно говорят: землетрясение, гром, пожар и родители.

3«Вы готовы сделать официальное заявление?»

      – Это не он! Это не мой муж!

      Мать отказывалась возвращаться в дом. Упав на колени посреди двора, раскисшего от ночного дождя, в серо-жёлтом хлопковом покрывале, накнутом на голое тело, она спрятала лицо в ладонях. Раскачиваясь из стороны в сторону, мать выла на одной ноте, бесконечной и заунывной, словно собака по умершему хозяину.

      – Да нет же, матушка! Это он!

      – Нет! Нет!

      У ног матери, хватая её за колени, ползала служанка О-Сузу. Рыдала, уговаривала не позориться, вернуться в дом. Мать не слушала, рвала на себе волосы.

      – Ну посмотри сама!

      – Нет! Я знаю!

      От тоскливого воя мне хотелось зажать уши и бежать куда глаза глядят. Все попытки образумить мать, так же как и старания О-Сузу увести хозяйку в дом, пропадали втуне. Отец стоял на крыльце, не вмешивался. Хмурился, молчал; глядел в сторону. Он успел полностью облачиться для выхода на службу: строгое тёмно-лиловое кимоно без рисунка, чёрные штаны-хакама, лёгкий нагрудник с острыми крыльями наплечников. Поверх – форменная накидка с гербами городской стражи: три золотые стрелы в лазоревом круге. На плече – красная нашивка старшины караула. За поясом – пара свёрнутых плетей, оружие самурая; рядом – кольцо волосяной верёвки.

      Старую соломенную шляпу отец держал в руках.

      Близился к концу час Тигра.[2] Медленно, с явной неохотой город проступал сквозь зябкий утренний туман. Взгляду явились дома соседей на другой стороне улицы. Ближе к перекрёстку из белёсого моря вздымалась тёмная скала – верхушка квартальной пожарной вышки. Если иметь острый взор, на ней можно было различить наблюдателя. Я не сомневался: сейчас наблюдатель, привлечён криками и воем матери, презрел свои обязанности и глядит исключительно на дом опозоренного семейства Торюмон.

      Да и он ли один?

      Я улавливал смутное движение за оградами: слева, где стоял дом пожилого зеленщика Ацуши, справа, где жила семья

2

Примерно с 4 до 6 часов утра.