Всё помнят города. Адита Сигорян

Мира. Комната, которую он решил снять, находилась на 8 этаже общежития, и плата за месяц была действительно небольшой.

      Адоневич таких цен нигде никогда не видел.

      – А в чем-таки, подвох? – спросил он с недоверием пожилую вахтёршу в платочке, пока та вносила его данные в журнал проживающих. – Что здесь? Крысы? Клопы? Тараканы?

      – Общий санузел, душ, и кухня, на весь этаж – ответила та, не отрывая карандаша от листа. – Вы сами всё видели, чего тогда спрашиваете? Вот вам ключ.

      Она положила ему в руку длинный железный штырь с зубьями, по виду напоминавший пилку с отверстием для кольца.

      – Спасибо, – поблагодарил её Адоневич, и отдал ей полторы тысячи за первый месяц.

      Условия проживания там, конечно, были не сказка. В комнате, которую он снял, из всей мебели был только диван, облезлый табурет и небольшой столик с полочкой для журналов. Под окном с почернелыми двойными рамами протянулась ржавая конверторная батарея. С потолка свисала лампа без абажура, на изогнутом проводе. У стены лежал свёрнутый в рулон половик, а за стенкой храпел сосед, да так громко, что казалось, будто его прямо в этот рулон закатали.

      – Да… – протянул Иосиф Залманович, поглядев ещё раз на это убранство. – Удружил Олень, спасибо тебе, век не забуду! Чтоб тебя, с особняком твоим смыло, как Тонис-Гераклиос, нажившийся на разорённых македонцами землях!

      Я внимательно вслушался в слова этого проклятия. Оно показалось мне даже поэтичным, и произнесено было не столько с ненавистью и злобой, сколько с болью, обидой и горечью. От этого, красивые сами собой образы и слова, оказались пропитаны гаввахом высочайшего качества, как бисквит – медовым сиропом. Мне даже сделалось страшно за Адоневича, когда я представил, какие мухи слетятся на этот мёд! Оставалось надеяться, что хотя бы красота речи разбавит собой негатив и тем самым задержит поток гавваха, снизив его мощь и силу.

      Иосифу Залмановичу повезло, что самые опасные из этих мух, были на тот момент далеко за рекой, в моём Привокзальном парке. Настоящие очевидцы произошедшего там уже разошлись по домам, к тому времени, как на место прибыл лейтенант Волюка. Но свидетелей, готовых дать ему показания, было достаточно и без них.

      – Я стояла здесь, у фонтана, и видела, как мальчик пытался напоить из него своего коня, – говорила Анчута. – Конь был спокоен, пока его не облаял пёс Афанасия Коршунова. Потом, он и вовсе укусил мальчика, да так сильно, что чуть не отгрыз ему ногу!

      – А какой породы была собака? – уточнил лейтенант.

      – Это ужасный пёс-полуволк, но от собаки он только чёрный окрас унаследовал! – пояснила Анчута. – А в остальном – самый, что ни на есть, волчище! На нём не было намордника, и хозяин даже не думал выгуливать его на поводке! Бегай, где вздумается, кусай, кого хочешь!

      – И этот человек ещё в мэры города баллотируется! – воскликнул тот седовласый мужчина с тростью, что первым пришёл ребёнку на помощь. – Он нарушитель общественного порядка!

      – Именно! – поддержала его Анчута. – Именно! Закон, будто написан, вовсе не для него!

      – Для всех, кроме него! –