Всё помнят города. Адита Сигорян

умел держаться в седле, хотя без стремян ездить верхом ему было непривычно.

      – А ты увидишь дорогу, сидя у меня за спиной? – усомнился он. – Или ты на мои глаза решил полагаться? Так я и дороги не знаю.

      – Ифел мои глаза, – ответил ему Кимаир.

      Крепцов даже в лице переменился.

      – Постой, – изумился он. – Это же ты всё опрокинул в приёмном… И ни разу не встретился со мной взглядом… Держался за стену, когда выходил… Как я мог не заметить? Если ты и незрячий, то я просто слепец, раз ничего дальше своего носа не вижу! И ты доставил меня в больницу, а теперь собираешься везти в другой город?

      – Не, – поправил его Кимаир, и пояснил словами Евгения. – Я тут ещё нищего не знаю.

      – О ком ты? – не понял Иван. – Что ещё за нищий?

      Кимаир снова окликнул меня ментально.

      – Некоторые слова настолько похожи, – объяснил ему я. – Стоит заменить один звук другим, смысл меняется до неузнаваемости. Но, ты не переживай. Научишься, ты не первый! Скажи ему, что Ифел знает дорогу. Я отведу коня, но не напрямик. Мне нужно, чтобы вы по пути навестили кое-кого на берегах Светлояра. Там, в давние времена, бесследно исчез один русский город. И я хочу, чтобы этот диакон, Иван, попытался поговорить с ним, может, он ему и покажется.

      Кимаир не имел возражений, а если и имел, мне о них ничего не сказал. Немногословный и сдержанный он в корне отличался от того неспокойного шумного царства, каким его принято считать у людей. Может, первое впечатление и обманчиво, или это временный ступор, защитная реакция на внешний, ему незнакомый мир? Уж если такой город как Кимаир, известный свободой нравов, был потрясён, оказавшись здесь и сейчас, каким же будет потрясение града Сияна! Поразмыслив над этим, я счёл своим долгом как следует подготовить своих древних собратьев к этой непростой человеческой жизни, прежде чем отпускать их на поиски своего места в ней.

      Глава 5. Батыева тропа

      Вечер и добрая половина ночи, та, что до летней зари, понадобилась Ифелу и его седокам, чтобы добраться от Бора к берегам Светлояра. Кимаир не спешил и не подгонял своего скакуна, понимая, что на спине у того сидят двое, да и причин куда-то спешить он не находил, поэтому даже делал небольшие привалы. Всякий раз, заслышав шум речки или ручья, он останавливал Ифела и вёл его к воде, утолить жажду. Я, в свою очередь, старался вести Ифела подальше от трассы, по зарослям и лугам, пролескам и пересохшим от зноя болотцам. Тем более что речушки, встречавшиеся им на пути, обмелели настолько, что длинноногому скакуну было лишь в радость слегка освежиться в их водах. Да и путь по бездорожью получился короче, нежели по мостам, и намного приятнее, чем вдоль проезжей части. Сначала одна ночная заря, а затем другая, едва подпуская тьму, освещала кроны берёз, заросли клёна, ивняка и дрожащие ветви осинок. Птицы, казалось, не умолкали с зари до зари, и в пожелтевшей траве всю ночь звенел дружный зелёный оркестр. Ночь застыла где-то посередине неба, меж двух светящихся горизонтов, но самые яркие звёзды всё же виднелись в её владениях. Особая это была ночь для нас, городов России. Заскучавший в дороге Иван поглядел