Басурманин. Дикая степь. Милена Миллинткевич

стены.

      Разжав пальцы отца, и высвободив штанину, отрок подполз к Полежаю.

      – Беги… В колокол… вдарь. Напали…

      Тишата проследил за взглядом меркнущих глаз ратника. Мимо головы просвистела и, с противным звуком, врезалась в бревно еще одна стрела. Отрок посмотрел на оперение смертоносного жала, вонзившегося в стену возле головы. Крупная дрожь нахлынула удушающим запахом долетавшей откуда–то сверху гари. Растерянно окинув взором всё вокруг, Тишата потряс ратника за плечо:

      – Кто… напал? Полежай! Да, что же это…

      – По… половцы…– простонал ратник, на миг очнувшись и посмотрев на него невидящим взглядом.

      Договорить он не смог. Глаза закрылись и безвольное тело, под своей тяжестью, перевалившись через край помоста, рухнуло со стены вниз, едва не повалив лестницу.

      Со страху Тишате показалось, что на другой башне городской стены мелькнула голова. Он распластался по настилу, дрожа и поскуливая.

      – Колокол! Надо вдарить! – прошептал отрок, собираясь с духом. – Я сдюжу!

      С трудом сделав глубокий вдох, он приподнялся и огляделся. Повсюду на помосте городской стены лежали сраженные стрелами стражники. Внизу у стены метались обезумевшие от страха люди: жались к домам, хватались за пробегающих мимо ратников, вопрошая о том, что стряслось. Но те лишь отмахивались и куда–то бежали. Повсюду раздавались крики, стоны, плач.

      То тут, то там свистели стрелы, но самих половцев о который, умирая, сказывал Полежай, отчего–то видно не было. С соседней стены в сторону ремесленных рядов полетели две подожженные стрелы. Один горящий наконечник вонзились в крышу дома, а другой в пристройку у городской стены. Солома на крыше тут же вспыхнула, отдавая на растерзание пламени постройку и спрятавшихся внутри людей. Откуда–то повалил черный дым, и всё небо заволокло сизым маревом. Привстав, отрок увидел вдалеке башню речных ворот и часть стены в огне.

      – Колокол! – вспомнил Тишата слова Полежая.

      Спустившись со стены, он бросился к торжищу, где у кузни стояла колокольня. На тесных улочках было не протолкнуться. Люди в страхе метались, не понимая, что происходит.

      Добежав до кузни, Тишата увидел в дверях Прушу и Ончутку, соседского мальчишку, чуть помладше его самого.

      Пруша схватил Тишату за рукав.

      – Стряслось–то чего? – пробасил он.

      – Вороги! – прокричал Тишата, вырвавшись из железной хватки и оставляя в руках Пруши лоскут своей рубахи. – Басурмане напали! Ивач где?

      – Не видал… Они с Кулагой как к Ничаю ушли, так покуда и не возвращались. Одни мы тут с Ончуткой.

      Тишата оттолкнул приятеля от входа в колокольню, и стремглав помчался наверх, мигом преодолев три пролёта. Взобравшись на помост, огляделся. Стена у реки уже полыхала вовсю. Ветер гнал пожарище на улицу, где стоял его дом и жила семья подручника Гриди.

      – Ончутка! Ончутка!.. – перекрикивая суетливый гам, закричал он сверху.

      С тяжелым двуручником наперевес из кузни выскочил Пруша, а следом