Макиавелли. Дон Нигро

(торопливо сбрасывает что-то с головы). Что за черт?

      ВЕДЬМА. О пауках не волнуйся. Их укусы убивают крайне редко.

      МАКИАВЕЛЛИ. Твой подвал напоминает ворота в ад.

      ВЕДЬМА. Иногда, когда мы зажигает очаг, впечатление полное. И нам приходится поддерживать огонь чуть ли не все время, чтобы изгнать сырость.

      МАКИАВЕЛЛИ. А зачем мы сматываешь бельевую веревку? Уходишь из прачек?

      ВЕДЬМА. Одолжу нашему стражу закона. Им надо кого-то повесить. Я ее заговорила, так что она не оборвется.

      МАКИАВЕЛЛИ. Много у тебя тут рубашек.

      ВЕДЬМА. Рано или поздно я постираю рубашки всех. Особенно таких людей, как ты.

      МАКИАВЕЛЛИ. Что значит, таких, как я?

      ВЕДЬМА. Которые непроизвольно пачкают все, к чему прикасаются. Мы пришли. (Ведьма снимает последнюю рубашку с веревки, открывая молодую девушку, Клицию, одетую в одну лишь мужскую рубашку, которая стоит в центральной арке). Вот она. Моя самая прекрасная рубашка. Ее никогда не надевал мужчина. Давай. Подойди ближе. Можешь посмотреть, какая она.

      МАКИАВЕЛЛИ. Ты хочешь продать мне рубашку, которая на этой девушке?

      ВЕДЬМА. Я оставляю тебя одного. Примерь, если хочешь. Заплатишь после того как. (Ведьма поднимается по лестнице, унося огромный ворох рубашек и смотанную бельевую веревку).

      МАКИАВЕЛЛИ. Постой. А как же другие мои рубашки?

      ВЕДЬМА. Не беспокойся, господин. Я их постираю в ближайшие недели. Как только мне вернут бельевую веревку, забрав ее у палача. (Ведьма уходит. Макиавелли смотрит на Клицию, которая почесывает ногу голыми пальцами другой ноги).

      МАКИАВЕЛЛИ. Тебе не холодно, в одной-то рубашке?

      КЛИЦИЯ. Чем ближе ты к аду, тем теплее. Тебе нравится рубашка?

      МАКИАВЕЛЛИ. Да, красивая.

      КЛИЦИЯ. Хочешь примерить? Если да, так я ее сниму.

      МАКИАВЕЛЛИ. Сколько тебе лет?

      КЛИЦИЯ. Достаточно много, чтобы снять рубашку.

      МАКИАВЕЛЛИ. Старуха заставляет тебя это делать?

      КЛИЦИЯ. Делать что? Какая разница? Или тебе не нравится рубашка?

      МАКИАВЕЛЛИ. Дело не в том, что мне не нравится рубашка.

      КЛИЦИЯ. Так я ее снимаю?

      МАКИАВЕЛЛИ. У тебя есть дом, дитя?

      КЛИЦИЯ. Это мой дом.

      МАКИАВЕЛЛИ. Она заставляет тебя демонстрировать рубашки мужчинам?

      КЛИЦИЯ. Я делаю то, что хочу.

      МАКИАВЕЛЛИ. Эта жуткая старуха не имеет права продавать тебя, как рубашку.

      КЛИЦИЯ. Эта жуткая старуха – моя бабушка. И не суди ее. Она очень бедная и у нее не все дома.

      МАКИАВЕЛЛИ. Не выглядишь ты ребенком, которого вырастили в подвале, заполненном грязным бельем других людей.

      КЛИЦИЯ. Я не всегда здесь жила. Мои родители умерли, когда я была маленькой девочкой, а поскольку все думали, что моя бабушка сумасшедшая, или ведьма, или то и другое сразу, Кольфуччи взяли меня к себе. Первая жена была очень хорошей, но она умерла. Потом Кольфуччи женился на более молодой. Она меня невзлюбила.

      МАКИАВЕЛЛИ. И выгнала из дома?

      КЛИЦИЯ. Никто