Мандельштам. Дон Нигро

его.

      (Пауза. Курлыканье голубей).

      Картина 6. Тараканы и черви

      (ПАСТЕРНАК поднимается, когда МАНДЕЛЬШТАМ бежит к нему по улице. СТАЛИН остается на скамье, кормит голубей).

      МАНДЕЛЬШТАМ (запыхавшийся, тяжело дышит). Борис, я два квартала бегу за тобой, выкрикивая твое имя. Поэты не созданы для бега. За исключением тех случаев, когда приходится убегать. В этом мы мастера. Ты идешь такими большими шагами.

      ПАСТЕРНАК. Извини. Я тебя не слышал. В последнее время весь в мыслях. Нельзя тебе так бегать, Осип. У тебя слабое сердце.

      МАНДЕЛЬШТАМ. Не нужно мне сердце. Это Россия. Мы расстреливаем всех, у кого есть сердце. Я хочу, чтобы ты это послушал. Я внял твоему совету.

      ПАСТЕРНАК. Какому совету? Я не даю советов.

      МАНДЕЛЬШТАМ. Ты сказал мне, что я должен написать стихотворение про товарища Сталина. Меня посетило вдохновение. И я написал. Стихотворение о Сталине. Хочешь послушать?

      ПАСТЕРНАК. Даже не знаю, Осип. На самом деле я…

      МАНДЕЛЬШТАМ. Нет, нет, ты должен послушать. Я так горжусь этим стихотворением. Я должен его кому-нибудь прочитать, прежде чем оно вылетит у меня из головы. Слушай.

      ПАСТЕРНАК (нервно оглядывается на Сталина). Только не надо выкрикивать его на улице, хорошо. Шепни на ухо.

      Примечания

      1

      Мы живем, под собою не чуя страны,

      Наши речи за десять шагов не слышны,

      А где хватит на полразговорца, –

      Там припомнят кремлевского горца.

      Его толстые пальцы, как черви жирны,

      А слова, как пудовые гири верны.

      Тараканьи смеются усища,

      И сияют его голенища.

      А вокруг его сброд тонкошеих вождей,

      Он играет услугами полулюдей.

      Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,

      Он один лишь бабачит и тычет.

      Как подковы кует за указом указ –

      Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.

      Что ни казнь у него, – то малина

      И широкая грудь осетина.

      2

      И этим гением поступка

      Так поглощен другой, поэт,

      Что тяжелеет, словно губка,

      Любою из его примет.

      Как в этой двухголосной фуге

      Он сам ни бесконечно мал,

      Он верит в знанье друг о друге

      Предельно крайних двух начал.

      3

      Шел он от дома к дому,

      В двери чужие стучал.

      Под старый дубовый пандури

      Нехитрый мотив