Джеймс Миранда Барри. Патрисия Данкер

что чулки краденые. Но улыбка с ямочками все так же невозмутима.

      – Как ты думаешь? Это чулки миссис. Я ни в жизнь не трону чулки твоей матери. На них нет штопки. А леди Элизабет не хватится – у ней их целая куча. Они такие богатые.

      Она дергает меня за волосы в нескольких местах сразу и смотрит с любопытством.

      – Ты правда сын мистера Барри?

      Кровь бросается мне в лицо, и я кричу вне себя от стыда:

      – Неправда! Мой отец умер! Он умер до моего рождения! А теперь мы живем с генералом, и я не сын.

      Моя душа в смятении. Меня никогда не одевают так, как положено одевать дочь, и я плаваю в неопределенности между двумя безопасными мирами – миром бантиков и миром бриджей.

      – Не обижайся, – говорит кухонная девчонка. – Моя мама не больше замужем, чем твоя. А ты правда девочка? Докажи.

      – Как?

      – Не дури, – хихикает она. – Покажи пипку. Если ты сын, у тебя там палочка, если дочь – дырочка. Как кегли. Смотри. – Она задирает передник и юбки, под которыми обнаруживаются полные грязные бедра и пушистый треугольник мягких темных волос. Она гордо смотрит вниз. Мне труднее стащить бриджи, но я начинаю расстегивать пуговицы. Я дрожу от неловкости и испуга. Она переступает с ноги на ногу, в нетерпении наблюдая эту долгую процедуру, и в конце концов, когда ширинка еще не расстегнута наполовину, отталкивает мои неловкие руки и запускает пальцы внутрь. Это вторжение повергает меня в шок. Секунду она смотрит на меня, пораженная и озадаченная, пока рука ее проводит исследование у меня между ног. Потом она разражается хохотом, убирает руку и целует меня.

      – Ну что ж, ты все-таки девочка, наверное. Хотя и не такая, как я. Может, ты девочка, переодетая мальчиком? Или мальчик, в котором столько от девочки, что это уже не имеет значения. Ладно, я скажу нашим, что ты не сын мистера Барри.

      – Да, скажи им, – говорю я со слезами, запутавшись в этом клубке двусмысленности.

      – Не плачь. Не плачь. В этом нет ничего грустного. Он чудной старый хрыч, я бы не хотела иметь такого отца. Но ты очень похож на него.

      – Потому что он мой дядя. Человек же может быть похож на своего дядю?

      – Это сойдет за объяснение. – Она еще раз обняла меня и вытерла мне слезы своим передником.

      – Как тебя зовут?

      – Алиса Джонс.

      Она не спросила, как зовут меня.

      – Пошли, – сказала Алиса, – я покажу тебе новую кухню.

      Начался дождь. Мы побежали бегом.

      Через столовую, по заднему коридору, обогнув слева кладовую, мы спускаемся на один пролет каменных ступенек – вот кремовая дверь с окошком и небольшой полочкой, на которую можно облокотиться, но она слишком высока для нас обоих, – останавливаемся, прислушиваемся, поворачиваем ручку, проскальзываем внутрь.

      Дэвид Эрскин установил огромный бойлер, чтобы обеспечить горячей водой кухню и судомойню и чтобы греть паром теплый чулан и мармит[6]. Спереди находился кран, снизу – резервуар для подогрева. Сама кухня оказалась горнилом

6

Мармит – стол для сохранения пищи в горячем состоянии.