{Не} любовь. Сборник рассказов и повестей. Марина Леванте

решил отомстить за родную кровь, что билась теперь и в его венах, но так, что кровяные тельца стыли в жилах других.

      ***

      Каждый раз, насилуя очередную жертву, у него перед глазами стояла его мать, за которую он отдувался, видя себя в роли своего отца, взявшего её силой. Но так он появился на свет, пришёл в этот мир жестокостей и обмана. Он и сам был жертвой грубого обмана. И это и была та ложка дёгтя, что он вкусил в своём младенчестве.

      Но совершённого надругательства над женским телом ему казалось уже недостаточно, понимая, что от такого же насильственного полового акта зародилась и его жизнь и в глубине душе сознавая всё же, что что-то в нём не то, ни так, как у остальных людей, с которыми он сталкивался по жизни, он решил заранее осуждать моральное не рождённое ещё уродство, производную самого себя, и вынеся суровой приговор, приканчивал ту женщину, в которую только что посеял своё сомневающееся семя.

      С возрастающим количеством совершённых им преступлений, ему уже мало было только молча убить свою жертву, он перестал получать от этого полноценное удовольствие, от произведённого правосудия в такой форме…

      И Илик преступил черту, за которой и так уже прочно стоял, даже не замечая произошедших в нём перемен, но при этом, продолжая находиться под железной пятой, которая лишила его мужественности, данной природой, хоть и вплела цветок Эдельвейса в косы. А теперь ему ничего не оставалось, и он мог, только во время такого жуткого соития вернуть себе черты мужеского отличия, отнятые у него ещё при рождении, но с чем он так беззаветно согласился.

      Тем не менее, не получая в полной мере удовлетворения, насильник уже не мог больше смотреть в глаза своим жертвам, рядом с которыми он только и чувствовал себя настоящим мужчиной, возвращая в минуты изуверства своё истинное и искомое начало.

      Его жестокость не знала границ. Он их уже преступил.

      Первое, что делал преступник, он выкалывал глаза ещё живой женщине, и только потом переходил к следующему этапу своего страшного мщения. Эти молодые и не очень, девичьи и женские тела извивались и кричали от жуткой боли, лишённые органа, не позволяющего заглянуть в глаза их палача, они не видели себя, как качались в его зрачках, они не встречались в этих холодных ледяных осколках взглядом со своими выколотыми карими, голубыми, зелёными… глазными радужными оболочками.

      А моральное уродство, что поглотило Илика с головой, всё не давало ему покоя, не позволяло ему остановиться и становилось всё извращённее.

      ***

      Работники следственных органов, читая отчёты своих подчинённых, написанных с мест преступлений, когда обнаруживали очередную жертву, холодели от ужаса, не смотря на то, что повидали всякого. Чикатилло в подмётки не годился новому маньяку, которого разыскивала вся полиция города. А убийца, тем временем спокойно лежал в своей постели, после очередного совершённого акта вандализма