Паруса смерти. Михаил Попов

отнюдь не из порыва человеколюбия. В ближайшие несколько часов трактирщик нужен был ему живым.

      – Если вас пугает эта простейшая операция, то хотя бы обругайте меня, иначе лопнете от возмущения.

      Мощный бургундский кадык тяжело содрогнулся, Антуан Рибо сглотнул розовую слюну.

      – Убийца!

      Жан-Давид отхлебнул вина.

      – Если вам угодно, называйте меня так. Но в данный момент по отношению к вам я шантажист.

      – Я сейчас позову людей.

      – И тем самым совершите величайшую глупость в своей жизни.

      – Я расскажу все…

      – Но я ведь тоже что-нибудь расскажу.

      – Это будет ложь!

      Еще глоток вина.

      – Но знать-то об этом будем только мы с вами, а в данной ситуации это все равно что никто. Сюда сбегутся возмущенные сограждане, и я объясню им, каким образом вы обстряпывали свои кровавые делишки, как вы выбирали из числа посетителей человека посостоятельней, как опаивали его, наливая в его кружку помимо вина еще и некоего снотворного зелья. Кстати, флакон с этим зельем у вас тут же отыщут на кухне. Или в спальне.

      – Негодяй!

      – Потом вы устраивали так, что одуревший посетитель вынужден был убраться из вашего «Синего петуха».

      – Этого не было!

      – Да ладно вам, не было, не было… Важно, что в это все с легкостью поверят, потому что хотят поверить. Вы чужак, сердцу наших сограждан как-то милее, чтобы преступником оказался именно такой человек, как вы.

      Антуан Рибо преодолел стремление своего организма к взрыву, к нему отчасти вернулось самообладание. Он оторвал свои руки от стола, выпрямился и внимательно оглядел наглеца с глиняной кружкой.

      – У меня есть сто свидетелей того, что в момент совершения всех этих убийств я находился здесь. Вот на этом самом месте. А за то, что я кого-то там напоил, пусть и из флакона, у нас не казнят.

      Жан-Давид улыбнулся – было видно, что разговор этот доставляет ему большое удовольствие:

      – Я не стану утверждать того, что нельзя доказать. За кого вы меня принимаете?

      – Я принимаю тебя за подлую смрадную гадину, за исчадие рода дьявольского, за предателя и ублюдка, за…

      – Ну, так ведь ничего этого я и не стану отрицать. Не стану, вам понятно?

      Харчевник не смог ничего ответить, кровь бросилась ему в голову. Лицо еще больше побагровело.

      – Я расскажу своим дорогим согражданам, что это я, именно я, после того как вы мне условленным образом подмигивали, выходил в ночь вслед за подпоенными владельцами кошельков, набитых монетами, что именно я перерезал им горло своим ножом, монеты из их кошелька перекладывал в свой. После чего половину добытого передавал вам.

      Антуан Рибо, тяжело дыша, наклонился над столом, ему было тяжело стоять без дополнительной опоры, и он снова надавил ладонями на столешницу.

      – Все, что вы хотите или способны мне сказать, я знаю и так. Не надо