Паруса смерти. Михаил Попов

миру каменного чердака вид двух великолепных грудей.

      На этом он не остановился, его руки опустились ниже, снова вцепились в ткань платья, мышцы напряглись, раздался треск…

      Но это трещало отнюдь не платье Люсиль.

      Треск шел откуда-то сзади.

      Не выпуская из рук платья Люсиль, Жан-Давид обернулся.

      И понял, что это скрипит дверь.

      И скрипит потому, что ее отворяет чья-то мощная рука.

      Это был Ксавье.

      Он был не один.

      На лестнице, ведущей снизу, послышались голоса тех, кто примчался вместе с ним.

      Издав вопль бешеного разочарования, неудачливый мучитель закончил начатое дело – от груди до подола разорвал платье Люсиль, так что все ворвавшиеся в пыточную камеру спасители смогли насладиться видом обнаженного женского тела в трепещущем свете смоляных факелов.

      Объяснение такого развития событий было самое простое. У бургундского мясника Антуана Рибо оказалось мягкое, можно даже сказать, отзывчивое сердце. Влив содержимое флакона, врученного ему Жаном-Давидом, в питье его брата Ксавье, трактирщик вдруг подумал, что во флаконе, скорее всего, не снотворное зелье, а смертельный яд. Шепча слова извинения и раскаяния, бросился он на второй этаж к кровати умирающего и ограбленного мужа и влил ему в рот с полведра парного молока. Затем с помощью гусиного перышка в качестве рвотного раздражителя он заставил жертву буквально выворачиваться наизнанку. Подвергнутый троекратному промыванию желудка парным молоком, Ксавье пришел в себя.

      Антуан Рибо с рыданиями бросился к нему в ноги и был, ввиду необходимости действовать очень быстро, мгновенно прощен.

      С толпой граждан Ревьера, желающих поохотиться на зверя в человеческом обличье, Ксавье помчался в направлении злополучной мельницы.

      Остальное известно.

      Впрочем, не все.

      Надобно еще рассказать о том, что Жан-Давид был избит самым лютым образом.

      Причем из-за того, что он был схвачен в момент явного покушения на изнасилование, самые отчаянные удары самыми тяжелыми сапогами были нанесены по органам его мужского достоинства.

      Ксавье в этой неординарной ситуации проявил наибольшую выдержку. Он первым вспомнил, что его брат не только насильник, но и, скорей всего, ночной убийца, державший в страхе всю округу. Нельзя, чтобы он погиб столь легкой и быстрой смертью. Нельзя также допустить, чтобы он был казнен без суда.

      Блюя и мочась кровью, корчился на каменном полу влюбленный в Люсиль грабитель; разгоряченные, красные от возбуждения и жары жестокие лица ремесленников и крестьян склонились над ним. Рыдала в углу завернутая в мужнин плащ верная жена.

      – Надо отвезти его в городскую тюрьму, – сказал кто-то.

      Ксавье покачал головой отрицательно.

      – Он останется здесь. Я боюсь, как бы этот дьявол не сбежал по дороге.

      Выяснилось, что часть яда попала-таки в кровь старшего брата. В момент наивысшего возбуждения он был способен перебарывать его действие, когда же возбуждение схлынуло, он почувствовал себя плохо.

      – Простите