Луна и грош. Узорный покров. Уильям Сомерсет Моэм

отказала в помощи больному человеку.

      – Если он будет здесь, то уйду я! – вне себя воскликнула миссис Струве.

      – Я тебя не узнаю. Ты всегда добра и великодушна.

      – Ради Бога, оставь меня в покое. Ты меня с ума сведешь!

      Слезы наконец хлынули из ее глаз. Она упала в кресло и закрыла лицо руками. Плечи ее судорожно вздрагивали. Дирк в мгновение ока очутился у ее ног. Он обнимал ее, целовал ей руки, называл нежными именами, и слезы умиления катились по его щекам. Она высвободилась из его объятий и вытерла глаза.

      – Пусти меня, – сказала миссис Струве уже мягче и, силясь улыбнуться, обратилась ко мне: – Что вы теперь обо мне думаете?

      Струве хотел что-то сказать, но не решался и смотрел на нее отчаянным взглядом. Лоб его сморщился, красные губы оттопырились. Он почему-то напомнил мне испуганную морскую свинку.

      – Значит, все-таки «нет», родная?

      Она уже изнемогла и лишь устало махнула рукой.

      – Мастерская твоя. Все здесь твое. Если ты хочешь привезти его сюда, как я могу этому препятствовать?

      Улыбка внезапно озарила его круглое лицо.

      – Ты согласна? Я так и знал! Родная моя!

      Она вдруг овладела собой и бросила на него взгляд, полный муки. Потом прижала обе руки к сердцу, словно стараясь утишить его биение.

      – О Дирк, за всю мою жизнь я никогда ни о чем не просила тебя.

      – Ты же знаешь, нет ничего на свете, чего бы я для тебя не сделал.

      – Умоляю тебя, не приводи сюда Стрикленда. Кого хочешь, только не его. Приведи вора, пропойцу, первого попавшегося бродягу с улицы, и я обещаю тебе с радостью ходить за ним. Только не Стрикленда, заклинаю тебя, Дирк.

      – Но почему?

      – Я боюсь его. Он приводит меня в ужас. Он причинит нам страшное зло. Я это знаю. Чувствую. Если ты приведешь его, это добром не кончится.

      – Что за безумие!

      – Нет-нет! Я знаю, что говорю. Что-то ужасное случится с нами.

      – Из-за того, что мы сделаем доброе дело?

      Она прерывисто дышала, ужас исказил ее лицо. Я не знал, какие мысли проносились у нее в голове, но чувствовал, что какой-то безликий страх заставил ее потерять самообладание. И ведь обычно она была так спокойна и сдержанна; ее смятение было непостижимо. Струве некоторое время смотрел на нее, оцепенев от изумления.

      – Ты моя жена, и ты мне дороже всех на свете. Ни один человек не переступит этого порога без твоего согласия.

      Миссис Струве на минуту закрыла глаза. Мне показалось, что она теряет сознание. Я не знал, что она такая невропатка, и чувствовал глухое раздражение. Затем опять послышался голос Струве, как-то странно прорезавший тишину:

      – Разве ты не была в великой беде, когда тебе протянули руку помощи? И ты еще помнишь, как много это значит. Неужели ты не хотела бы, если тебе представляется случай, вызволить из беды другого человека?

      Это были самые обыкновенные слова, правда, на мой слух они звучали несколько назидательно, так что я едва сдержал улыбку. Действие их поразило меня. Бланш Струве вздрогнула и долгим взглядом в упор