Повесть о Предславе. Олег Яковлев

в дому будет». Сама знаешь, Предславушка, небогаты мы. Ну, поплакала я, подумала, порешила: нет, не пойду за его. Вот покуда сюда, в Киев, воротилась. Думала, наймусь куда в работу. А топерь-от мыслю: уехать мне надоть. Втайне. Куда-нибудь на пограничье дальнее. На Сулу аль на Орель[122]. Я ить к оружью с малых лет навычна. Косу состригу да за парня сойду. Поступлю в дружину сторожевую. Буду Русь от ворогов боронить.

      – О Господи! Что глаголешь такое, Майюшка! – воскликнула поражённая Предслава. – Да куда ж тебе?! Хочешь, я с отцом своим, князем Владимиром, побаю? Устроит он тебя куда ни то! Нынче же речь поведу!

      Златогорка решительно замотала головой.

      – Нет, княжна. Спасибо тебе, рада, дорожу дружбой твоею, но… извини. Иная у меня судьба, иной путь. Иное на роду написано. А кольчугу, шелом да меч булатный сыщу я, уговорилась уж с кузнецом одним. Содеет. Токмо вот коня… коня мне покуда не купить. Что ж, в бою добуду! – уверенно заявила Майя.

      Никакие увещевания Предславы не помогли. Златогорка твёрдо стояла на своём. В полдень подруги расстались. Предслава воротилась во дворец, втайне надеясь, что ещё сможет поговорить с Майей и убедит её изменить решение.

      Но когда явилась она спустя несколько дней в избу подруги вместе с младшей сестрой, маленькой Анастасией, то застала здесь уже новых хозяев. Радушная пожилая жена ремесленника-гончара, купившего у Златогорки дом, угостила княжон топлёным молоком и пообещала, что если будут о прежней хозяйке дома какие вести, то она их непременно сообщит. Предслава, в свою очередь, сказала, что будет наведываться к ней. На том и распрощались.

      Ведя за руку маленькую Анастасию, весело перебирающую ножками по ступенькам, Предслава с грустью и тревогой думала о Майе. Какая же судьба ждёт теперь эту нравную и сильную девушку? Найдёт ли она там, на степном русском пограничье, своё счастье?

      Солнечный луч ярко ударил в глаза. Предслава смахнула с ресниц слезу и, грустно улыбнувшись, потрепала сафьяновой рукавичкой по щеке маленькую сестрёнку.

      Глава 15

      Над Киевом сгустились сумерки. Холодный ветер бушевал за плотно закрытыми ставнями, жарко топились муравленые изразцовые печи. В хоромах боярина Фёдора Ивещея царила обычная тягостная тишина. Боярин медленно тянул из оловянной кружки ол, бросал взгляд на чадящий глиняный светильник на столе, кусал в раздумье усы. Что-то было не так, а что, и сам не знал. На младшего брата, Хотена, днесь накричал, отругал его за шашни в подворотне с очередной холопкой. Ещё бранил за то, что лазил ночами, обдирая порты, в терем к дочери воеводы Путяты Сфандре. О сей любострастнице по стольному ходила недобрая слава, и вовсе не хотелось Ивещею впутывать себя и дурака брата в её сомнительные дела.

      После, разгневавшись внезапно, отстегал кнутом нерадивого холопа, да так, что у того глаз вытек. Отчитал холопку за грязь в сенях, повара побранил за прокисшие щи. В прежние времена покойная жена его бы успокоила, приголубила, примирила бы со всеми, а без неё… вовсе ожесточился, лишился в жизни всякой радости боярин Фёдор.

      Вечер был как вечер, тоскливый,