В Зырянском крае. Охотничьи рассказы. Флегонт Арсеньевич Арсеньев

грядою хвойный лес. Небо было чисто; только с северной стороны на горизонте столпилось несколько кучевых облаков, фантастически выдвинувшихся наподобие отдаленных гор, увенчанных снеговыми вершинами. Как горы же, стояли они неподвижно и неизменчиво. В воздухе ни малейшего ветерка: грудь дышала легко и свободно. Неутомимые путешественники – пауки плыли на своих воздушных гондолах куда-то в неведомые страны. Скоро ли они найдут конец своему путешествию и где он, этот конец?! Господи! Какой широкий простор, какая безграничность мира!..

      – Что, устал? – спросил я Абрама, с завидным аппетитом уписывающего пирог сметанник и яйца вгустую.

      – Устать-то не устал, а проголодался-таки порядочно.

      – Это я вижу.

      – Оно червячка-то заморишь, так лучше – да живот не бурлит.

      – Конечно лучше. Вон какой-то охотник бредет.

      От Шуйги приближался к нам высокого роста человек с ружьем и русскою собакою.

      – Кто бы это быть? – спросил Абрам самого себя и, сделав рукою зонтик над глазами, начал внимательно рассматривать приближавшегося.

      – Кто-нибудь из сельских.

      – Нет, не из сельских. А, это Голубев.

      – Кто такой Голубев?

      – А помните солдата в М., в инвалиде служит?

      – Знаю. Да как же он сюда попал?

      – В гости пришел, ведь он родом-то из нашего села.

      Голубев подошел к нам. Это был видный, статный солдат, неутомимый охотник, говорун и хороший услуга.

      – Здравствуй, Голубев! Давно ли здесь? – приветствовал я подошедшего солдата.

      – Здравия желаем, ваше благородие! Здорово, Абраха! С неделю гощу у своих-с.

      – Что забил?

      – Убил парочку кряковешков, ваше благородие, а места выходил много-с: дичи нет.

      – Где тебе найти дичь, на посиделках твоя дичь-то.

      – Э, Абраха, не ты бы говорил, не я бы слушал, не свои ли грехи рассказываешь.

      – Свои грехи, свои грехи! Не свои, а твои…

      – Ну да не в том дело, – перебил я Абрама, – садись-ка, Голубев, да прикуси вместе с нами.

      Голубев починился немного, однако же сел, принял от меня пару яиц и два пирожка и попросил хлебца для Буфетки.

      – Что, твой Буфетка, еще служит?

      – Еще хорошо служит, ваше благородие.

      – Служит его Буфетко – давить уток, – иронически заметил Абрам.

      – А твой-то Злобный разве не давит уж уток? Помнишь, вместе хаживали по озерам-то…

      – Это было, да сплыло; я нонче за линяками не хожу.

      – Вот как! Давно ли на тебя такая спесь нашла, Абрам Абросимович? – подсмеял Голубев.

      – Давно уж не хожу, – отвечал коротко Абрам. Разговор на минуту прекратился. Из речей Абрама я догадался, что ему неприятно присоединение к нам Голубева. Каждое постороннее вмешательство на охоте всегда его досадовало, но ненадолго: по добродушному характеру своему он скоро смягчался.

      – Что изволили убить, ваше благородие? – отнесся