Трогательные рождественские рассказы русских писателей. Сборник

ли Оленьки, щека ли, лоб ли, носик ли. – Да ты никак выросла, а? А давно ли не видались?

      – Полно ты, полно, Шашенька! Что ты это? Совсем меня затормошила.

      – Ничего, не бойся, я кусаться не стану. Видишь, я как рада, что увиделась с тобой, – не то что ты…

      – Ах, какая ты, Шашенька! Неужто еще я тебе не рада! Грех тебе это говорить.

      – Ну, ладно, ладно!.. А это кто? Гость ваш – Алены Михайловны внучек?

      – Да.

      – Это внучек ваш, Алена Михайловна? – спросила Шашенька у бабушки.

      – Да, милая, внучек Миша, Наденькин сынок.

      Шашенька подошла ко мне.

      – Что это ты таким медведем смотришь, а? – спросила она, наклоняясь ко мне с самым серьезным выражением в лице.

      Я только что собрался раскрыть рот, чтобы ответить Шашеньке, еще сам не зная, что именно, как Шашенька вдруг (вообразите крайнее мое изумление) схватила меня за нос своими тоненькими пальчиками.

      – Чей… ха-ха-ха!.. Чей нос? – воскликнула она и разразилась самым ярким хохотом.

      В смехе Шашеньки было так много обаятельного веселья, что изумление мое при звуках его как раз сменилось необычайно светлым расположением духа.

      – Ну, что же ты не отвечаешь? Чей нос? Чей нос? – повторила Шашенька, и снова, как жемчуг, сыплемый на серебряное блюдо, зазвучал ее голос: —Ха-ха-ха!

      – Савин, – ответил я самым серьезным голосом, но улыбаясь.

      – Где был? – спросила Шашенька.

      – Славил.

      – А что выслав ил?

      – Копейку.

      – А где копейка?

      – Калач купил.

      – А где калач?

      – Съел.

      – С кем?

      – Один.

      – Не ешь один… ха-ха-ха!., не ешь один!

      И Шашенька принялась теребить меня за нос. – С вами-с, – решительно я поправился. – Не ври… ха-ха-ха!., не ври!

      И нос мой продолжал оборачиваться со стороны на сторону по воле Шашенькиных пальцев.

      Вот начало знакомства моего с Шашенькой. Ну, скажите мне по совести, можно ли было после этого не почувствовать симпатии к этой брюнетке?

VIII. Вечер праздника

      Вскоре после чая бабушкин внучек вошел вслед за тремя бабушкиными и одной посторонней барышнями в девичью.

      За длинными столами на этот раз по случаю праздника не сидело никого: вероятно, все горничные бабушки справляли первый рождественский вечер в избе.

      Комната озарялась только одной сальной свечой, порядочно нагоревшей, да угасающей уже печкой. У самой печки сидела, сложа на груди руки, нянюшка Фоминична и сладко дремала под мурлыканье серой кошки, которая грелась тут же, свернувшись в комок у ног старухи.

      – Нянюшка, а нянюшка! – крикнули почти единогласно четыре девушки, становясь около Фоминичны.

      Я должен заметить, что Фоминичну все в доме звали нянюшкой, хотя она решительно никого в этом доме не нянчила. Для меня осталось неизвестным, с какого именно времени начали ее так называть и кто был первый ее питомец.

      – Нянюшка,