Финикийский корабль. Василий Ян

ровно заскользил по темной тихой гавани Сидона.

      Мы подплыли к узкому выходу в море, где на двух каменных столбах пылали дымные огни. Голос из темноты прогудел:

      – Кто плывет?

      – «Кокаб-Цафон»[22], владелец – Макар из Сидона, – отвечала труба кормчего.

      – Проходите с миром! – ответил тот же голос.

      Стражники, закутанные в темные плащи, с копьями в руках, равнодушно смотрели, как мы проплывали мимо каменных столбов.

      Я оглянулся. Пристани уже не было видно. Впереди гудело бурное море.

      Как только мы миновали каменные стены мола, нас окружил туман. Волны подхватили корабль и обдавали нас брызгами.

      Небо за Ливанским хребтом быстро разгоралось, и, когда выглянуло солнце, клочья розового тумана поплыли над темно-лиловым морем и вскоре растаяли.

      Я достал из мешка две лепешки и дал одну Софэру, но он отмахнулся, закрыл голову концом плаща и бормотал, указывая на море:

      – Жизнь наша пройдет, как след облака, и рассеется, как туман, разогнанный лучами солнца. О свирепые волны, вы начали укачивать и мучить меня! Куда спокойнее ехать на ослице!

      Я стал есть лепешку и заметил, что кто-то пристально смотрит на меня.

      Это был первый из гребцов, стройный, мускулистый, с длинными, до плеч, волосами, еще безбородый.

      Вероятно, ему было всего лет восемнадцать. Улыбаясь, он глядел то на меня, то на лепешку. Гребец упорно, под стук молотка надсмотрщика, греб большим веслом, побрякивая цепью на одной ноге. Я спустился к нему и положил возле него на скамье пару лепешек. Продолжая грести одной рукой, он хотел другой взять хлеб. Но надсмотрщик концом бича хлестнул его по голой спине. Гребец только поморщился, весело подмигнул мне и продолжал грести. В это время раздался голос кормчего:

      – Убрать весла!

      Надсмотрщик громко повторил:

      – Убрать весла!

      И все двадцать два гребца разом подняли весла кверху и сложили их вдоль борта. Они были уже мокры и вытирали пот, обильно стекавший по груди.

      – Эвхаристе, эвхаристе![23] – говорил гребец, уплетая мои лепешки.

      Другие гребцы горящими и жадными глазами смотрели на меня. Я принялся было развязывать мешок, но Софэр строго сказал мне:

      – В дороге больше всего береги хлеб, сандалии и посох.

      Я проскользнул вперед, на нос корабля, и оттуда стал наблюдать, как один корабельщик ловко взобрался по мачте наверх, прошел вдоль поперечного бруса и быстро распустил веревки, которые поддерживали свернутый наверху парус.

      Клетчатое полотно паруса упало, надулось, и ветер погнал корабль.

      Качка уменьшилась, не стучали и не скрипели весла, только слышно было, как ветер гудит в снастях и всплески воды разбиваются о крутые бока корабля.

      2. Мешок без хозяина

      Я растянулся на передней палубе[24] на носу корабля и смотрел в прозрачную зеленоватую глубину моря, где иногда мелькали голубые тени больших рыб.

      Невдалеке лежало

22

Кокаб-Цафон – по-финикийски «Северная звезда».

23

Эвхаристе – по-гречески означает «благодарю».

24

Финикийские корабли в древнейшие времена имели палубы около носа корабля и около кормы. Середина корабля была открытая.