Двухголовая химера. Хелег Харт

не считая собачьего холода и категорического нежелания ему противостоять. Перед сном больше не разговаривали. Впервые на месте стоянки не услышать было ни плоских шуточек гнома, ни его же ворчания, ни старательного бормотания, которыми сопровождались занятия Рэна языком. Только унылое молчание под далёкие завывания ветра.

      Наутро выдвинулись дальше, не выспавшиеся и замёрзшие. За ущельем местность изменилась – почти исчезли резкие обрывы, тропа расширилась, склон почти выровнялся, а впереди, в нескольких днях пути, замаячили вершины последней горной цепи, в которой находился указанный на карте проходимый перевал. Постепенно мы вышли на плато, где снова стали попадаться растения и мелкое зверьё. После многодневного блуждания среди голых скал это было даже непривычно.

      Нормальный настрой стал возвращаться к нам только через пару дней, когда и я, и гном попросту устали от постоянного молчания, которое изредка прерывалось скупыми фразами вроде «куда дальше?» или «давай передохнём». Снова начались разговоры. И хотя поначалу они были словно разрезаны на лоскуты длинными паузами и угрюмыми взглядами, от них становилось легче.

      Вечером третьего дня, после ужина, Кир вдруг сказал:

      – Вчера было девятое полнолуние.

      Я оторвал глаза от карты, с которой в очередной раз сверялся, и глянул поверх неё. Копатель устало смотрел на огонь.

      – Ты это к чему?

      Кир вздохнул, закашлялся. Этот кашель донимал его с того дня, как нас осталось двое.

      – Мы вышли за кордон ровно в ночь седьмого, – проговорил он, едва приступ закончился. – Прошло два лунных цикла. Меня больше не будут ждать. Для всех я геройски погиб.

      Помолчали.

      – Но ты ведь жив. Вернёшься потом, расстроишь всех этим фактом, – я улыбнулся, но вышло кисло. Гном вообще не отреагировал на шутку.

      – Нет. Пусть лучше так. Пусть думают, что кончилась моя удача. И так два десятка лет ходил и хоть бы что. Копатели столько не живут.

      – Не собираешься возвращаться?

      – Нет.

      Помолчали.

      Мне вдруг стало странно от его ответа – ведь он жизнь положил на то, чтобы помочь своему народу справиться с напастью из Глубин. Вывод напрашивался сам собой: Оракул сказал Киру нечто такое, что заставило копателя полностью пересмотреть свои планы. Я очень хотел задать прямой вопрос, но ограничился нейтральным:

      – Почему?

      Кашлянув, гном бегло глянул на меня, а потом снова уставился на угасающее пламя костра.

      – Знаешь, а устал я. Устал бобылём жить. Вот это «я сам», всё время в одиночку – надоело. Ни роду, ни семьи, ни друзей, всё время в работе. А жизнь-то где? Нету жизни, Эн. Одно сплошное самоубийство.

      Он замолчал, а я вспомнил, что гномы делают свой выбор только раз в жизни. Любят только единожды. Нет на свете гнома, который бы дважды женился по любви. Отчасти поэтому в их общине женитьба раньше шестидесяти лет для мужчины считается дурным и необдуманным поступком. Все без исключения гномы относятся к делам сердечным более чем серьёзно.

      Может