Двухголовая химера. Хелег Харт

обрушивается на ближайшее зеркало, и звон заполняет мир. Осколки разлетаются во все стороны, фальшивая беспредельность рушится на глазах. На моих руках проявляются глубокие порезы. Тяжёлые красные капли срываются вниз, на лету превращаясь в воду, которая утекает, утекает, утекает…

      Впереди виднеется женский силуэт, и всё вокруг него распадается на части. Горы, леса, моря и солнце оплывают, ломаются, теряют очертания; вселенная, утратившая самую свою суть, гибнет, на глазах превращаясь в гротескное месиво форм и цветов. В этом абсурде, где ничто не в состоянии просуществовать дольше мгновения, одна Она остаётся прежней. Та, что стоит передо мной. Одна Она – яркая, отчётливая, понятная. Родная. Остров осмысленности и покоя посреди океана агонизирующего хаоса.

      Она стоит спиной и ждёт, когда я снова её коснусь. Как перед тем, когда мы вместе прыгнули в пропасть, и её рука выскользнула из моей…

      Я тянусь вперёд. Её плечи ссутулены, поза расслабленная – Она давно устала ждать. Нечто странное мерещится мне в её облике, но я тоже слишком устал без неё. Словно нас разделяет целая вечность.

      Моя рука касается её пальцев – холодных, как лёд. Она оборачивается.

      – Привет, безымянный, – говорит не-Лина. – Вот и ты наконец.

      Её взгляд потухший, усталый, но где-то в глубине бесцветных глаз теплится огонёк интереса.

      – Кто ты? – спрашиваю я, отпрянув. – Где Лина?

      – Зови меня Малика, – шелестит Она с улыбкой. – Ты должен пойти со мной.

      – Но я не могу, – отвечаю я, сам не зная почему.

      – Ты должен. Если не ты, то другие пойдут. И это будет неправильно.

      Её голос тих и приятен, его хочется слушать бесконечно. Но почему же она так холодна?..

      И вдруг до меня доходит:

      – Я уже видел тебя. Видел.

      – И ты сбежал. Но пока не поздно – идём. Ты – ошибка, – глаза Малики наполняются сожалением.

      – Я не могу пойти с тобой. Меня ждут, – невпопад бормочут мои губы.

      Она понимающе улыбается.

      – Я всё равно заполучу тебя, так или иначе.

      – У меня нет выбора?

      – Есть. И ты его сделал, – тяжкий вздох.

      Её глаза на мгновение затуманиваются печалью – и снова проясняются.

      – До встречи, безымянный, – её губы мимолётно касаются моих, оставив на них обжигающий холод. – Я буду ждать.

      И наступает покой.

      *      *      *

      Мои уши уловили звук, по которому скучали долгое время, но я никак не мог его узнать. Отупение, овладевшее мной, достигло масштабов гениальности. Я мог слышать и дышать, но был настолько этим удивлён, что испугался. Подумал: «Это что, я всё ещё жив?!»

      Но потом разум вернулся – рывком, словно с разбегу. Я вдруг осознал, что нахожусь внутри саднящего мешка с костями, побывавшего как минимум в мясорубке. И этот мешок – моё тело. Болели зубы, язык, глаза, а под веки словно песка насыпали. Желудок, скрученный в тугой комок, так и норовил выпрыгнуть наружу или хотя бы вывернуться наизнанку. Учитывая всё это, я скорее воскрес, чем проснулся. Радоваться не хватало сил, но какое же это было блаженство – слышать, как ветер шумит кронами деревьев!

      Я попытался приподняться и тут же со стоном упал, потому что мир перед глазами вращался волчком. Всё, что успел захватить мой затуманенный взгляд – ночное небо и отсвет костра, потрескивающего рядом.

      – Очнулся? – надо мной нависла тень. – Как себя чувствуешь?

      – Как труп, – промямлил я.

      – Ты был при смерти. Дважды переставал дышать. Мы еле тебя вытащили.

      – Сколько меня не было?..

      – Примерно шесть дней. После того, как ты чуть не вскипятил нас вместе с озером, мы ещё долго шли по пещерам.

      Только теперь я понял, что надо мной стоит Рэн.

      – А Кир?

      – Нормально. Тебе досталось больше всех. А мы по незнанию потом ещё и отравились все… Мы с гномом легче перенесли, а тебя это чуть не добило. Тебе бы и сейчас лучше поспать.

      Меня затрясло – то ли от холода, то ли от слабости.

      – Пить, – только и вымолвил я.

      К моим губам поднесли мехи, и внутрь потекла прохладная жидкость. Чистая, свежая вода. Каждый глоток приносил облегчение и тупую боль в животе. Я почувствовал, что теряю сознание.

      – Лину… Лину нашли? – пробормотал я, уже проваливаясь в забытьё.

      – Спи, – ответил Рэн, словно из другого мира. – Потом поговорим.

      *      *      *

      Поутру меня разбудили птахи, на разные лады щебечущие и свистящие над головой. По сравнению с прошлым пробуждением стало намного легче. По крайней мере боль уже не замутняла восприятие, а запах жареного мяса, плывущий вокруг, не вызывал приступов тошноты. Я даже смог сесть.

      Надо мной нависала крыша шалаша – небольшого, только чтобы защитить от дождя и ветра. Из него открывался чудесный вид: небольшая полянка под сенью раскидистых