Письмо ни от кого. Геннадий Сорокин

До меня работал тренером в спортобществе «Локомотив», детишек тренировал. Холост, живет с матерью. Больше я о нем ничего не знаю.

      – Если он служил в Афганистане, то должен был знать Демушкина.

      – Ничего подобного! «Союз ветеранов Афганистана» – это не комсомол, членство в нем не обязательно: хочешь – регистрируйся, хочешь – нет. Вы моих официанток видели? Красавицы-спортсменки-комсомолки, но это же не значит, что они должны лично знать Яковлева или любого из секретарей райкомов ВЛКСМ. И Яковлев всех комсомольцев в городе знать не обязан. Активистов, кто возле него крутится, он знает, остальных – нет.

      – Кстати, забавный вопрос, – повеселел я. – Ваши официантки кому комсомольские взносы платят?

      – Никому. Они же не дурочки – деньгами разбрасываться. Это раньше в каждой забегаловке своя комсомольская ячейка была, а сейчас бардак наступил. Если называть вещи своими именами, то комсомол за последний год так опустился, что проще новую организацию создать, чем пытаться его реанимировать.

      От директора кафе я вернулся в обеденный зал, а Ковалик остался подсчитывать полученные с видеосалона барыши. Учет и контроль! Еще дедушка Ленин говорил: «В деньгах братьев нет! Никому не доверяй. Получил выручку – не поленись, пересчитай, проверь, не прикарманил ли твой кровный рублик администратор видеосалона».

      За время моей отлучки народу на первом этаже убавилось на порядок – милицейское начальство, прокуроры и судебные медики уехали, оставив трудиться на месте происшествия дежурных следователей и оперативных работников.

      Я поискал Малышева, но не нашел. Он уехал, бросив меня на произвол судьбы! Так всегда бывает: заработаешься, углубишься в расследование дела – глядь по сторонам, а все уже умчались, справки о проделанной работе писать.

      «Оно, наверное, к лучшему, – подумал я. – Займусь-ка я проверкой одной интересной версии».

      У входа в обеденный зал, за столиком, за которым до взрыва сидели уголовники, сейчас расположились трое мужчин с красными повязками на рукавах. Дружинники. Их специально привезли в кафе поучаствовать в осмотре места происшествия в качестве понятых. Дружинники – люди подневольные. Прикажут – будут до утра сидеть, ждать своей очереди, чтобы поставить подпись под протоколом осмотра.

      – Товарищи дружинники, – громко, на весь зал сказал я, – подойдите ко мне!

      Следователь прокуратуры отвлекся от писанины, с недоумением посмотрел на меня, но возражать не стал.

      – Товарищи, ставим елку на место! – распорядился я.

      – Новый год справлять будем? – хохотнул один из мужиков.

      Я отошел к бару, по осколкам стекла на полу прикинул, встала елка на прежнее место или нет.

      – Может быть, под елочку по сто грамм пропустим? – предложил один из понятых.

      – Я тебе выпью! – пресек на корню дурные намерения следователь. – Андрей Николаевич, ты с елкой закончил? Товарищи понятые, идите на место и ждите, когда вы мне понадобитесь.

      Довольный проделанной