Придон. Юрий Никитин

швыряли через стену раскаленные камни, горшки с горящей смолой. Город охватили пожары, а когда стенобитные машины подступили к стенам, обезумевшая толпа горожан смяла стражу и распахнула ворота. Артане ворвались, как колонна хищных муравьев, что спешат разграбить захваченное гнездо.

      Придон двигался во главе наступающих войск, но, когда догнало известие, что город взят, он с двумя десятками телохранителей на самых быстрых конях вернулся, это же первый куявский город, что он взял, это вообще чуть ли не единственный город, что захватили артане, ведь раньше не связывались с трусами, что прячутся за высокими стенами.

      Рядом на вороном коне мчался Олекса, суровый, собранный, глаза счастливо блестели. На Придона посматривал с обожанием, ведь Куявия потрясена таким ударом, а это ей и за гибель Тура… ну и что, если там были дивы, все равно проклятые куявы стоят за всем злом на белом свете! Убей куява – уменьши зло в мире.

      – Что будешь делать? – прокричал он на скаку.

      – Наместника – распять на воротах, – ответил Придон злобно. – Остальных… пусть живут. Запомнят и другим скажут, что они болтали дурными языками.

      Олекса свирепо расхохотался:

      – А не заставить ли наместника сперва перецеловать в зад всех ослов в его городе?

      Придон отмахнулся:

      – Мы не куявы. Распять – и все. На воротах, чтобы видели.

      Кони выметнулись на вершину холма, дорога пошла вниз, а захваченный город был как на ладони. Над ним еще поднимались дымы, но пожары уже стихли. Олекса умолк, город выглядит не просто захваченным. Он выглядит так, как должен выглядеть город, захваченный… артанами.

      На городских воротах висел распятый мужчина. Одежда на нем сорвана, ступни почернели и обуглились, по всему телу чернеют пятна от жутких ожогов. В низу живота широкая рана, оттуда пытаются протиснуться сизые внутренности. С правой ноги начинали снимать кожу, но терпения не хватило, бросили, свисающие окровавленные лоскуты облепили жирные зеленые мухи.

      Он был еще жив, набрякшие веки поднялись, мутным взором уставился на въезжающих в его город всадников. Он силился что-то сказать, но почерневшие губы едва шевельнулись. Придон взглянул враждебно, но поверженный враг – уже не враг, и все проехали через проем, не сказав ни слова.

      Конь рвался пойти вскачь, Придон натянул повод и послал вперед осторожным шагом. Дома зияют выбитыми окнами, двери выломаны всюду, улицы завалены порубленными резными столами, стульями, остатками шкафов, картин, разных непонятных предметов, явно дорогих, роскошных. Почти у каждого дома на карнизах висят повешенные. В основном мужчины, а женщины с сорванной одеждой лежат у дверей домов, где их насиловали, затем убивали.

      На площадях костры, ликующие артане в больших котлах на железных треногах готовят еду. В огонь бросали все, что могло гореть: от отломков драгоценной мебели до женской одежды. Победители, сидя у костров, пили и орали песни. Рядом лежали трупы женщин, что умерли за ночь. Тех, кто еще не умер, заставляли плясать голыми у костра, прижигали головнями.

      Вдоль стен ужасными пирамидками