Промежуток. Инга Кузнецова

блестели… Теперь там сделали склад оружия.

      – Вот это знаю. Ничего интересного.

      – Да, были времена… Красивое платье, человеческого цвета. У них тела такие. Тонкое платье. Голое. Шелк, да? Пуговки часточасто – и заканчиваются высоко. При ходьбе все ноги видно.

      – Ты считаешь, она красивая?

      – Худосочна, но может быть… а впрочем, человеческих мерок нам не понять.

      – А мне она не нравилась. Мерзавка носила такие серьги… с перышками. Ради них замучили кого-то из наших.

      – Может, просто кто-то подобрал потерянные – мы ведь тоже так делаем. Надеюсь, ни одна птица не пострадала.

      – Не поручусь. Странная самка. Нечеткая какая-то.

      – Да, что-то такое зыбкое в ней было. Правда, я и видела ее всего пару раз.

      – Ясно. Уже не увидишь. Она его бросила.

      – Может быть, но все-таки его жалко. А что случилось?

      – А ты не видела? Они не пара.

      – Да нет. Они хорошо смотрелись. Узкие, длинные.

      – Ты не понимаешь. Молодая самка, ей были нужны птенцы. А чем они занимались? Какие-то бумаги перебирали все время. Его бумаги. Кричали, но явно не в любовном пылу. Ты хотя бы раз видела, как они спаривались?

      – Что ты! Подглядывать бы, как некоторые, не стала. Что они, подопытные?

      – Ты меня осуждаешь?

      – Нет, но…

      – И что-то я не верю, что эти люди вообще начинали вить гнездо.

      – Ты знаешь, куда его увезли?

      – Мое любопытство не простирается так далеко. Может, сразу на кладбище?

      – Голуби знают точно.

      – Ладно, потом их расспросим. А сейчас полетели к булочной.

      – К «Братьям Караваевым»? Вчерашние пирожки?

      – Ага.

      Несовместимость

      1. Инга

      Дарт приехал поздно, в сумерки. Они были искусственными, как многое у нас (но чтобы сказать это с полной уверенностью, понадобилось бы отыскать за диваном учебник физики или, по крайней мере, вспомнить, что он давно выменян на детский крем, без которого руки так сохли, что у меня не получалось переворачивать страницы).

      Стала в проеме входной двери.

      – Что-то случилось?

      – Проволочный человечек…

      – Привет. Что случилось??

      – Я сделал тебе овощное рагу.

      – Отдай врагу, – и тут же устыдилась глупой шутки, и почувствовала, как загорелись скулы. Кончики ушей сразу захотелось потереть. У меня аллергия почти на все, даже на собственную грубость, и это смешно. – Не обращай внимания, я туплю.

      Странно было смотреть, как растерянность переливается под кожей резкого лица – вместо желваков. Потом он зачастил, будто оправдываясь:

      – Я перед выходом. Баклажаны, кабачки, помидоры, лук, чеснок. И болгарский перец. Чили я не клал. Я все помню. Тебе нельзя.

      – Спас… – и осеклась. Растроганно, раздраженно – сразу. Все это уже вышло за рамки нашего дружеского договора.

      – Знаю, что ты сейчас скажешь. – Голос его вибрировал – от сдерживаемой надежды, что ли.

      – Хватит! – это