Говори со мной по-итальянски. Лаура Тонян

от груди голубую легкую рубашку, – ничего не могу с этим поделать. С самого моего поступления он придирается ко мне, чертов патриот! Я бы остался в Мадриде, ты знаешь, но не смог из-за своей девушки…

      – Жаль, что вы расстались, – поддерживаю его я со всей искренностью.

      Оставив ступени позади, мы присаживаемся на высокие каменные перила, и я даю себе обещание не смотреть вниз. Диего, похоже, не очень расстроен разрывом отношений с Сесил – его бывшей. Он не может до конца выплеснуть ненависть к нашему декану, сеньору Адольфо Гвидиче. Размахивает руками, привлекая к нам внимание жителей города и отдыхающих.

      – Не знаю, как начнется второй курс, Ева, – Диего поворачивает ко мне свое лицо и зарывается свободной кистью в свои густые короткостриженые волосы, – но первый высосал у меня все силы.

      Я задумываюсь о британской общине, о которой мне рассказал мой приятель. С тех пор, как в Риме начала свою работу одна большая, влиятельная курьерская компания, община пополнилась. Мне остается надеяться, что в ней нет тех придурков, которые пять лет назад… В общем, даже думать об этом не хочется. Если сеньор Гвидиче настолько патриотичен, будет ли он таким же с богатыми отморозками из Англии? Или пойдет наперекор своим принципам? Диего говорил, что среди четверокурсников на финансовом потоке около двадцати британцев. Всего несколько девчонок, остальные – парни. Я не стала спрашивать подробностей, да и Диего не предоставит мне фоторобот каждого учащегося. Но, внешне спокойная, я боролась с целым ураганом внутри. Молилась.

      Надеялась.

      Верила.

      До последнего.

      Вот и сейчас, отгоняя от себя грустные мысли, заставила вникнуть в проблему друга.

      – Вряд ли я понравлюсь Адольфо, – допив напиток, верчу в руке пустой стакан.

      – Почему это? – удивляется Диего и вскидывает брови.

      – Моя мать – ирландка, и эта деталь указана в личном деле. Он ее уже давно учел, уверена. Только и дожидается октября, чтобы начать издеваться еще над одним студентом.

      Диего мотает головой.

      – Я не согласен с тобой. Если бы хоть кто-то из моих родителей был итальянцем, я мог бы считаться счастливчиком!

      Он эмоционально поднимает руки вверх и резко опускает их. Улыбка сменяется хмурым выражением, стоит ему произнести имя декана. Диего принимается ругаться на испанском, а я не совсем понимаю, что именно он говорит, потому как наши языки хоть и похожи, но все равно значительно друг от друга отличаются. Мои губы непроизвольно растягиваются, когда испанские туристы, узнав «своего», машут Диего, оставаясь вдалеке. В ответ он посылает им короткий жест рукой.

      – Расслабься, – я толкаю его плечом. – Все будет хорошо.

      Друг качает головой.

      – Нужно было валить домой, как и говорила мама, но я остался ради нее. Поступил ради нее. Все ради нее, – печально вспоминает Диего.

      Я понимаю, что ему все-таки больно от мысли отсутствия рядом с ним Сесил, но он не позволяет другим узнать