Говори со мной по-итальянски. Лаура Тонян

вот, – с энтузиазмом продолжает он, вертя в руке небольшой молоток. Между его большим и указательным пальцем появляется очередной гвоздь, и он, как и обычно, прищуривается, – Орландо сделал вид, что ему все равно… Ева, ну ты же знаешь, как хорошо у него это получается! – взрыв хохота обозначает, что сейчас мне пора улыбнуться. Знак того, что я в курсе всего, что он мне сообщает.

      К сожалению, мои собственные рассуждения атакуют с новой силой и через несколько минут до меня доносятся лишь отголоски папиного монолога:

      – Он делал все идеально, бросал мяч с поражающей точностью!..

      – О, ты должна была попробовать ту праздничную лазанью…, а вот котлеты оказались ужасными, подгоревшими…

      – Нет, Орландо, конечно, взял свое… Ну, ты же его знаешь…

      Весь сумбур не складывался у меня в голове. Любому гостю показалось бы, что папа чересчур разговорчив, но я понимаю: это его способ забыться, чувствовать себя лучше. Ему нужно болтать, даже не вступая в диалог. Это его отдушина. Его любовь. Бесконечные разговоры, воспоминания о прекрасных днях его молодости. Очень надеюсь, что в новом районе папа сможет найти друзей. Так должно случиться с его-то общительностью. Люди у нас добрые, ласковые, любители потрепать языком. Мне доводилось в детстве летать в Дублин. Поначалу мне показалось странным, что эмоции не выплескивались наружу тут же, не находили выхода при потребности. Итальянцы не держат в себе ни злость, ни радость. А мама была другой. Мама была настоящей холодной ирландкой. И однажды она не выдержала. Потом папа рассказывал, что ей никогда не хотелось жить здесь: в солнечном Риме. Она мечтала вернуться на Родину. Ее мечта исполнилась. Нас в своем будущем она не видела, как оказалось.

      Через долгие пять часов мы закончили обставлять новое жилище, состоящее из трех спален, одной просторной гостиной и тесной кухни. К сожалению, в доме всего одна ванная, и мне придется с этим мириться. Папа сделал для меня очень много. Уверена, без его поддержки я не поступила бы в университет, а он без моей – не смог бы купить нам эти квадратные метры, необходимые для жизни. Я хотела проживать в центре, и отец исполнил мою прихоть. Одну из редких за долгие годы. Мы любим и уважаем друг друга. И если в какой-то момент, из-за какой-то мелочи я смею на него обижаться, то через время находит понимание: его забота заключается даже в том, что мне иногда не нравится. Рано повзрослев, я научилась понимать эти вещи. И если для этого нам нужно было переехать в Триест, ощутить на себе множество трудностей, то я благодарна и им, и переезду.

      Папа открывает пластиковую дверь на балкон, придерживая ее рукой. Мы еще не повесили шторы. Легкий сентябрьский ветер без проблем проникает внутрь, обдавая мою кожу холодком, от чего на ней проступают мурашки. Я люблю этот город. Мой город.

      Вечный город.

      – Посмотри, как здесь хорошо, – отмечает мужчина, пальцами дотрагиваясь до побритых висков.

      Он склоняется за балконное ограждение и глядит вниз, на тротуар, что полон людьми. Прямо под