Отчаянная и другие рассказы. Сергей Аникин

сказал врач. – Но ты на всю жизнь прикован к креслу. Ты понимаешь, что я говорю?

      – Да, доктор, – проглатывая слёзы, ответил Дмитрий. И еле слышно спросил:

      – А детей я, доктор, смогу иметь?

      – Да, это возможно, – не удивился врач.

      – Я буду ходить, я знаю, я буду ходить, – сквозь зубы процедил Дмитрий.

      Вдруг в коридоре послышались громкие голоса, и в распахнувшуюся дверь палаты вошёл генерал с дочерью Екатериной.

      – Спасибо что спас мою дочь! – произнёс властно генерал.

      – Служу Отечеству! – приложив правую ладонь к виску, произнёс Дмитрий.

      Генерал протянул свою огромную волосатую руку. Они обменялись рукопожатием.

      – Мне нужно переговорить с вами с глазу на глаз, – глядя в зелёные глаза главного врача, строго сказал генерал.

      – Пройдемте в мой кабинет, – более мягко ответил Раков.

      Они вышли из палаты и пошли по длинному коридору в самый его конец.

      – Почему нельзя его поставить на ноги? – прервал тишину, воцарившуюся в кабинете, генерал и достал из внутреннего кармана пачку папирос.

      – Потому что у него паралич, пуля задела позвоночник. В этом медицина бессильна, – снимая очки, ответил Раков.

      – Ну, должно же что-то помочь. Мы живём в двадцать первом веке, – папиросный дым выходил изо рта генерала, заполняя кабинет главного врача.

      – Мне грустно об этом говорить, но он на всю жизнь останется инвалидом, прикованным к коляске, – сказал Раков.

      Он встал, подошел к окну, открыл его.

      – Да ты хоть понимаешь, что он ещё молодой пацан? – повышает генерал голос, почти срываясь на крик. – У него ещё вся жизнь впереди.

      – Я всё понимаю, – сказал Раков. – Я – главный врач, у меня огромный стаж и сотни спасенных жизней.

      – Да мне плевать на то, кто ты, и сколько человек ты спас! – тыча в него указательным пальцем, выкрикнул генерал. – Ты хоть воевал, ты хоть знаешь, что это такое, ты хоть знаешь, что такое семья, дети, любовь?

      – Да, я знаю, – перебил его Раков. – Я видел солдат, которые без рук, без ног, с тянущимися за ними кишками зубами рвали врага, потому что их дома ждали любимые женщины. Я прошел вместе с ними шестнадцать боёв в этой кровавой мясорубке под названием Афганистан.

      Генерал молчал, сжав зубы и уставившись в пол.

      – Я знаю, – продолжал Раков, – чьи имена они выкрикивали вместе с кровью, когда я отрезал им из-за гангрены руки и ноги, я знаю, кого они зовут тогда.

      – И кого же они зовут? – спросил генерал.

      – Они зовут своих женщин. И только потому выживают, что те, в их задымленном болевым шоком сознании, приходят к ним, поют им песни о любви, кладут им руки на головы. Вот они и выживают. Не потому, что я – хороший врач, а потому, что им есть, за что держаться в этом аду.

      Генерал не смог ничего ответить. Потом он поднял голову, посмотрел врачу в глаза и, не сказав больше ни слова, вышел из кабинета.

      Его дочь стояла в коридоре. Генерал