Дитя дорог. Таня Перес

просила их, чтобы они оставили мне горшочек в кровати, чтобы я могла сама этим заняться. Между прочим, этот горшочек назывался живописным именем – подсов.

      – Ты не сможешь это сделать и ты запачкаешь все вокруг!!!

      Но мое упрямство и бесконечные просьбы помогли в конце концов. Людмила Александровна, мой большой друг и моя «ученица», моя главная Людмила Александровна сдалась. Она позволила мне держать подсов рядом с моим одеялом. Но вначале я показала, как тащу его к себе и как я держу его рукой, которая не совсем еще зажила. Может быть, эти подробности не совсем приятны для глаза и для слуха, но они составляют важную главу в моих больничных переживаниях и вообще в моих ежедневных страданиях.

      Еда появлялась не регулярно. Были дни, когда было много еды, а в другие только жидкий суп с овсянкой. Элли иногда забывала приходить! Никогда я не рассказывала об этом Людмиле Александровне, не хотела создавать неприятности в ее семье. Вообще я могу сказать, что я делала большие усилия для того, чтобы скрыть свои мысли и выводы от других. Я была девочкой с улыбкой на губах, даже смеялась. Все относились ко мне хорошо. Комната отапливалась только тогда, когда там были роженицы. А когда их не было царил в ней ужасный холод. В больнице экономили керосин, и поэтому печка переходила в коридор напротив меня. Сестры ставили на нее чайник с водой и часто наливали и мне стакан «чая».

      Роженицы приходили и уходили. Акушерка меня очень баловала. Как будто все было замечательно, но ночи были ужасно тяжелые. Настолько тяжелые, что я просто боялась заснуть. Страх мой заключался в том, что я могла крикнуть или сказать что-нибудь, что приведет к разоблачению моего настоящего происхождения. Чтоб не заснуть, я просила сестер принести мне книги для чтения и маленькую свечку. Когда сестры открыли мою слабость к чтению, они поняли, что можно мне «закрыть рот» на долгое время, и таким образом избавиться от моих постоянных требований. Книги были на чердаке в огромных кучах! Их бросили на чердак, когда началась воина. Главврач приказал спрятать все книги, которые находились в больнице. Сестры все время жаловались на пыль, которая покрывала книги, и на то, что их заставляли ее убирать, от чего они беспрерывно чихали.

      – Из-за тебя я чихаю десять раз подряд!

      Я жалобно прошу прощения. Книги были выбраны не по их содержанию, а по их местоположению на чердаке и по их близости к входу на чердак. Там стояла лестница. Сестра Поплавская, которая была назначена главной «литераторшей» больницы, согласилась залезть на чердак, но ни за что не заходить во внутрь и искать для меня книги. Все, что находилось близко к входу, было тяжелое и толстое, появлялись у меня. Мне было тяжело держать книгу на животе и перелистывать. Иногда я ставила книгу на грудь близко к глазам, это было очень тяжело, но несмотря на это я смогла читать все, от русской классики и поэзии до книг, которые выражали политические идеи, например, Маркс, Энгельс и Ленин. Сталин не был близок к входу, поэтому я его не читала.

      Румынские солдаты, которые сопровождали врача,