Сулажин. Борис Акунин

За мной. Внимательно.

      – Работаем, – коротко сказал он. – Случай нетривиальный, но работаем. Спасаем общество от лишних жертв. Вы ведь в людях хорошо разбираетесь?

      Я кивнул.

      – Как по-вашему, правду говорит Оксаночка или интересничает?

      – Правду. Буду с ней предельно вежлив. На самом деле я хочу прожить свои три месяца до конца.

      Все опять засмеялись. А Гюрза перестала пиявить меня глазами.

      – Ну а что скажете про Альбину? – Громов сделал легкий поклон в сторону Стрекозы. – Это еще более трудный случай.

      Я повернулся к немолодой тетке. Попытался сосредоточиться. Мешали два моих отражения в зеркальных стеклах.

      – Даю подсказку. Альбина – владелица кафе.

      – Тоже онкология… – протянул я, рассматривая иссохшее лицо. Когда-то, еще недавно, голова у меня работала что твой процессор. Кафе? При чем здесь кафе?

      – Ах, какая проницательность, – прошипела Стрекоза. Бескровные губы задергались – того гляди плюнет в физиономию. – Прямо Шерлок Холмс.

      – Синдром обиды. – Громов вздохнул. – В тяжелой форме. Ненависть ко всем окружающим. На первом занятии Альбина призналась, что все время думает об одном и том же. Не насыпать ли напоследок яду в кофейную машину. На кого бог пошлет.

      – И насыплю, – сказала Стрекоза. – Вы меня пока не отговорили.

      Он погладил ее по плечу.

      – Время есть. Отговорю.

      – Видеть их всех не могу! Будто я закупорена в бутылке, за стеклом. А они радуются, руками размахивают. Они все там, а я здесь.

      Это-то мне было хорошо понятно. Если б я работал в каком-нибудь веселом месте вроде кафе, может быть, тоже всех бы возненавидел. Хотя вряд ли. Какое мне до них дело?

      – Что скажете про нашего Игоря?

      Громов показал на Баранчика, по-прежнему не сводя с меня глаз.

      Ну здесь-то я был более или менее уверен. Даже позволил себе съязвить. На правах такого же приговоренного, как эти две стервы.

      – Очарованный смертью. Влюбился в обреченную красавицу. Всюду за ней таскается. На тот свет, вероятно, тоже потащится.

      Гюрза снова сверкнула на меня глазами. Я ухмыльнулся. Подмигнул. Хочешь укусить? Валяй. Видал я в своей жизни рептилий и поопасней.

      Баранчик захлопал светлыми ресничками. Оп-ля! У него и слезы выступили.

      – Опять мимо. Я не мог ошибиться насчет вашей проницательности, я в таких вещах не ошибаюсь. Значит, ваш интеллектуальный ресурс дезорганизовался вследствие потрясения… – Громов достал крошечную книжечку. Что-то в ней пометил. – Игорь ближе всех к смерти. Патологическая склонность к спонтанной тромбоэмболии. Развилась в результате неудачной операции. Тромб может оторваться в любую секунду. Это экстремально стрессовое состояние.

      Теперь я понял, почему Гюрза толкнула Баранчика в бок, когда сказала об оторвавшемся тромбе.

      – Поэтому эмоциональную близость с Оксаной надо только приветствовать, – продолжил Громов. – Они познакомились уже здесь. И полюбили