Мы против вас. Фредрик Бакман

работе, Мира. На совещании. Потом поговорим.

      По шуму мотора Мира поняла, что муж в машине. Он всегда так делал, проиграв матч, еще когда сам выходил на лед: садился в машину и гонял часами. Петер ни к кому не проявлял насилия – только к себе. Поэтому он уезжал в темноту, не думая, что кто-то ждет его дома, что кто-то до смерти боится, что однажды вечером зазвонит телефон, но заговорит не Петер. Что какой-нибудь полицейский голос спросит: «Это жена Петера Андерсона?» – и глубоко, виновато вздохнет, когда она шепнет в ответ «да».

      – Я не знаю, что сказать, любимый. Это все просто… просто ужас какой-то.

      – Что тут скажешь, – коротко ответил Петер.

      Мира вслушалась в шум мотора, спросила себя, с какой скоростью он едет.

      – Дорогой, милый, давай поговорим об этом…

      – Что тут говорить? Они победили. Они хотели убить клуб, и они нашли способ.

      Мира привычно задержала дыхание, словно ощущая себя виноватой.

      – Я… милый, может быть… я понимаю, что мир сейчас рушится, но…

      – Мира, не начинай.

      – Что «не начинай»?

      – Ты знаешь, о чем я!

      – Я только… может, у нас наконец появилась возможность поговорить о чем-нибудь… другом.

      Сколько раз она спрашивала мужа: «Когда закончится весь этот хоккей?» Сколько раз он отвечал ей – «на будущий год»? В будущем году он возьмет нагрузку поменьше, в будущем году у нее наконец появится возможность по-настоящему взяться за свою карьеру. Мира чуть не двадцать лет ждала этого будущего года. Но всегда случалось что-нибудь, что требовало внимания Петера, какой-нибудь кризис, делавший его незаменимым, а ее эгоисткой, потому что она желала невозможного: рабочего времени. Чтобы он после работы ехал домой.

      Петер сорвался. Хотя, возможно, вовсе не собирался.

      – Чем мне заниматься, Мира? Домашним хозяйством?

      И Мира перешла в оборону. Хотя, возможно, вовсе не собиралась.

      – Не срывай раздражение на МНЕ! Я только говорю – может быть…

      – Может быть – что? Этот клуб – моя ЖИЗНЬ!

      Петеру было слышно только ее дыхание. Мира прикусила щеки, чтобы не закричать. Петер пытался успокоиться, мыслить разумно, попросить прощения, но его душили другие чувства, и он смог только сказать:

      – Любимая, ты же понимаешь, о чем я…

      Сколько лет ушло в никуда? Ради его хоккея они переехали в Канаду, ради его хоккея они переехали в Бьорнстад; сколько раз Мира думала, что уж муж-то должен ее понимать? Каждому хоккеисту важно знать, на что он способен, но с адвокатами дело обстоит так же. Когда они переехали в Бьорнстад, Мира как-то вечером выпила лишнего и прошипела правду: «Поселиться здесь – значит смириться с тем, что никогда не сможешь развернуться в полную силу». Петер решил, что она говорит о нем, и обиделся. За себя!

      – Ты понимаешь, о чем я! – повторил он. Мира действительно все понимала.

      Вот в чем проблема. Вся его жизнь – только хоккей. Мира нажала «отбой».

      Коллега еле успела пригнуться, когда телефон полетел в стену.

* * *

      Неизвестное