Театр – волшебное окно. Сборник

мало, как бывает в запыленном подвале заброшенного дома. Я уже видела эту черную дыру, вобравшую в себя пламя человеческой жизни, но в прошлый раз она затравленно глядела на меня, не в силах перешагнуть страницу книги, а теперь разрасталась наяву, прикасаясь холодными липкими пальцами.

      Из глубины расползающейся чернильной лужи меня ужалили два глаза. Бесцветные, как и все вокруг, замершее среди пыли и грязи. Ни головы, ни лица. Только глаза, очерченные ровными овалами от очков. Это не глаза доктора Эклберга. Это глаза чернильной лужи.

      Зазвенела натянутая струна. Раз, и обсидиановая бусина скатилась вниз, уступив место следующей. Омерзительное логово растаяло кошмарным сном, и его ядовитые испарения затерялись среди роскоши богатого особняка. И тут появился он…

      Молодой, щеголеватый, непонятный и непонятый.

      «Всего лишь актер, играющий Гэтсби», – скажете вы.

      Но нет! Нет! Это лицо я видела сквозь строки Фицджеральда, этот голос слышала в шелесте страниц. Настоящий Гэтсби! Настоящий!

      Сердце колотилось, как безумное. Оно никогда не ошибается.

      Разве можно спутать столь красивую наружность с чьей-либо еще? Спокойные черты лица, правильные и даже немного женские. Льняные волосы, уложенные тщательнее, чем у юной кокетки. Ласковая улыбка, понимающая и подбадривающая вас, словно глоток воды в жаркий полдень. И глаза… Через глубину его магических глаз пробивались лучи другого солнца, но увидеть мир, освещаемый им мог один только Гэтсби.

      Никакой ошибки. Я не обозналась. Человек, ходивший по сцене, уже встречался мне. За дверью переплета.

      Вот Гэтсби знакомится с Ником. Вот они веселятся в Нью-Йорке. Сюжет не спешит, и герои медленно идут по проторенной для них дороге.

      Слеза царапнула по щеке. Дыхание сбилось от летающей пыли. Задник пронзали мертвые глаза, прячущиеся под слоем ткани. Ткани, что давным-давно соткали мойры из тонких прозрачных нитей.

      Неужели история повторится снова, и занавес опустится под минорные аккорды? И как бы мне ни хотелось услышать в конце радостные ноты, путеводная нить приведет к эпилогу книги.

      Шелкопряд давно сделал свою работу. Теперь актеры должны сделать свою. И мне известно, что, как только история будет рассказана, я не смогу сдержать рыданий. Так было и так будет. Но раз за разом я готова приходить и плакать, глядя на актеров, прячущихся под масками, ведь ткань, сотканная шелкопрядом из нитей их судеб, поистине прекрасна.

      Затрепетать от Божьего дыхания. Статья

      Валентина Ефимовская

      О мировой премьере «Радонежской оратории» в Санкт-Петербургской академической филармонии имени Д. Д. Шостаковича

      Среди нескольких великих юбилеев 700-летие преподобного Сергия Радонежского – спасителя, собирателя и хранителя земли Русской – имеет превосходную степень. Этот юбилей обладает не только религиозно-символичной, военно-исторической, культурно-социальной ценностью, но и ярко выраженным художественным звучанием. В наше время, когда люди все более приникают к истокам