Блокноты Гоа. Петр Альшевский

гуру спрошу, придерживаются ли они между собой норм джентльменского поведения.

      Дрожание зарослей не от людей. Буйство красок и энергий сбивает стражей сознания с толка, в нарушение инструкций они помышляют выпустить заключенного погулять.

      Глаза отказывают. Сход в ад оснащен поручнями для инвалидов.

      В кроссовки Найк положили бананы, примеривавший баскетболист из Играющей на Крутые Деньги Команды Шивы их не раздавил, доказал бестелесность, под стук мяча вслепую стремлюсь обратно. Мне внушают удушить себя шейным платком.

      Пот со лба на ладонь, насыпанный в нее чай безусловно бы заварился.

      Свидетелем является торшер.

      Она пишет комментарии к махаянским текстам. Я распознал в ней женщину, предпочитающую встречаться без продолжения.

      Дом – второстепенное направление.

      Растекаюсь по пространству разложившимся на молекулы гранитом.

      За черными очками глаза набродившегося до отупения путника.

      Губы шепчут, я не сдаюсь.

      Смерть становится объектом восприятия, нам разрешают пройти через двор, снайперы нас пропустят.

      Кофе охлади.

      Для полноты обжигайся.

      Число душ бесконечно. Канон детектива соблюден. Расцарапавшего себе лысину пакистанца с крыши они высматривают.

      Не мишень он нанес?

      Карту Шриперумбудура. Грозные террористические знаки.

      Рельсы не оборвутся. Не выглядывая из окна поезда, уверенно не сказать. Кубинец Кажется Кубинец рассказывает взволнованно, высшая и единственная реальность это Брахман, в цепи причин и следствий мы с ней перепихнулись под панк-рок.

      Нас поместили в укрытие.

      Рослая и спящая с ладонью под подушкой, телефон я отключил ради нас двоих.

      Пожив, она одобрит.

      Родилась на северо-западе Бангладеша, исторические корни подозрительны.

      Голень человеческая.

      Индейцы переселенцев не ели, цивилизации у них чуть повыше была.

      Двести пятьдесят рупий на покупки.

      Без клико.

      О назначении этого здания я подумаю, не заходя. Окна в нем есть. Вход столь же круглый. Стены покрашены истерично. Моргну и пропадут? В левое ухо влились слова «Добро пожаловать на молитву». Из правого выпрыгнула ящерка. Устремляется в наблюдаемый дом, распрямляется до идущего с посохом монаха, становится вкатившейся в дверь планетой.

      Идеально по размерам вошла.

      По расцветке Земля.

      Не остановившись, первый этаж она покрушит, на втором, смотрю, промелькнула, набирает высоту, чтобы пробить потолок и вознестись в бесконечность.

      Ее место на небе.

      А дом не на небе?

      Он в Кандолиме, ты чего?

      На меня еще воздействует. Иссушающий природный продукт.

      Прошедший от передоза ураган унес великолепного человека Калидаса, разъяснявшего нам крикет. На его похороны мы с зонтами любого окраса, помимо черного.

      Трава выедена