Пересечение. Валерий Айрапетян

за собой еще один стыд: вдруг стало стыдно, что у меня волосы на лобке, что я думаю о девушках и от этих мыслей постыдно удлиняется часть тела и что мучительно приходится искать уединения, чтобы ослабить это напряжение и вернуть орган в прежнее, менее беспокойное состояние.

      – Ладно, сейчас за стол пойдем, потом поговорим.

      Дядя повернулся и, уже обращаясь к блаженно улыбающимся родственникам, воскликнул:

      – Я так и не понял, в этом доме кормят или нет?!

      И засмеялся громко и радостно, как смеются все большие и сильные люди.

* * *

      Ели шумно.

      Можно было и с закрытыми глазами, только лишь ориентируясь по звукам, угадать, кто и что ест. За стуком приборов о посуду слышалось тяжелое сопение деда Сергея над густым мясным супом, будто не ел он, а тащил ведра с раствором в гору. Тетя Мариэтта причмокивала да обсасывала мозговую косточку с такой страстью, что казалось, будто рядом разгорается оргия. На полой косточке, оставленной теткой на тарелке, можно было исполнять как на свирели. Дядя Саша, имея на мизинце заботливо отращенный ноготь, цокая, вычищал им, пока ждал подачи новых блюд, мясные волокна из тесных зубных щелей. Щелканье челюстного сустава выдавало моего отца, даже если он ел в соседней комнате. Сестра Надя, то ли начитавшись французских романов, то ли насмотревшись советских фильмов, в которых дети пролетариев усердно изображали трапезничавшую аристократию, умудрялась небольшой кусок мяса разрезать на пару десятков кусочков, отчего приборы непрестанно скользили, звенели и стучали о тарелку. Самое поразительное, что, даже отправляя в рот эти микроскопические дольки еды, Надя умудрялась поперхнуться и продолжительно потом откашливаться.

      А после трех выпитых рюмок водки дед Сергей внезапно и громко запевал песню, в его исполнении состоявшую из дюжины армянских слов, и так же резко ее обрывал, чтобы поплакать. Завязка песенного сюжета обещала драматическую развязку: сын, собираясь на заработки в далекие земли, покидает отчий дом, прощается с матерью, сообщая ей мельком, что ему известны в общих чертах трудности и лишения, ожидающие его на пути, но только любовь к родной маме, уверен он, сохранит его и вернет домой. Что там случилось с сыном и его мамой, мы так и не узнали: дедушкин плач всегда выпадал на момент прощания, так что герой песни даже не успевал выйти за порог дома. Плакал дед секунд десять, с придыханием, после звучно высмаркивался, благодарил всех за аплодисменты (попробуй не похлопай поющему и рыдающему дедушке!), перемещался на свою кровать и, едва успев принять горизонтальное положение, засыпал.

      И только возвышавшийся монолитом над ссутулившимися спинами едоков дядя Грант ел беззвучно, каким-то совершенно точным и уверенным движением руки отправляя в рот большие куски мяса, картофеля, хлеба и печеных баклажанов. На вопросы отвечал односложно, но если кто просил рассказать некую историю, то, утерев губы салфеткой, рассказывал охотно, припоминая детали, диалоги, маршруты, названия улиц и прочие мелочи, способные принарядить любой вымысел в одежды самой