(Не) отец моего малыша. Дана Стар

на его крепкое, горячее плечо.

      Нелепые, неконтролируемые движения стали мгновенным призывом к действию.

      Внезапно, незнакомец поддался вперёд, обхватил мои скулы обеим руками и, глядя в пьяные, потерянные глаза, томно выдохнул в губы:

      – Я бы хотел… увидеть те трусики на тебе. А лучше… – Сглотнул. – Вообще без них.

      И поцеловал. Страстно. С властным напором. Так, что я невольно застонала в его рот, а он воспринял этот стон как согласие и толкнулся языком ещё глубже.

      Не знаю, что на меня нашло.

      Окружающий мир воспринимался как игрушечный, ненастоящий.

      Меня водило и шатало. Язык заплетался, мысли смешивались и терялись в глубинах бессознательного водоворота. Стало так хорошо, так беззаботно, как будто у меня за спиной выросли крылья и я, исполнив прыжок ввысь, взметнулась до самой луны.

      А потом поняла, что никогда вот так вот дико и так приятно ни с кем не целовалась. Ласки с Колей, моим бывшим ухажером, оказались какими-то детскими играми, в отличии от того, что я чувствовала сейчас, с неописуемым голодом впиваясь в сладкие губы незнакомца.

      Хваталась за них своими губами, будто в последний раз, будто ничего восхитительней в жизни не пробовала! На вкус – сладкий зефир. Облизывала его, мычала от невыносимого удовольствия в напористый рот незнакомца, ласкала его язык своим, толкаясь всё резче, глубже и смелей.

      Не ожидала от себя такого. Вот это да!

      С цепи сорвалась. Сошла с ума. Взбесилась.

      Превратившись в одержимого похотью зверёныша, живущего лишь первобытными инстинктами.

      – Восхитительная… И очень, очень сладкая девочка.

      Артем дерзко толкнул меня на песок, задрал сарафан до самого пупка и, без капли сомнений, запустил руку в трусики, сжав мой набухший бугорок между двумя пальцами, заставляя вскрикнуть от запредельных ощущений. Одной рукой растирал уже влажные складочки, а другой – умело спустил лямки сарафана, оголив пышную, бледно-розовую грудь с нагло торчащими, твердыми как гранит, камушками.

      Чем резче развивались события текущего вечера, тем хуже я начинала соображать. А потом и вовсе… будто потеряла память.

      Всё, что происходило дальше, я помнила обрывками.

      Помню, как мы оказались в гостиничном номере. Помню, как незнакомец разложил меня на кровати, на шелковых простынях, как податливую, гуттаперчевую куклу. Он шептал мне в ушко какие-то смазливые комплименты, восхищался моей грудью, моим хрупким, стройным телом. Помню, как раздел, избавив сначала от сарафана, затем от белья. Облизал всю. Начиная с губ, заканчивая узкой, девственной расщелинкой.

      А потом, широко развел ноги, намотал волосы на кулак и… резко толкнулся.

      Острая, адская вспышка боли на миг отрезвила.

      Господи!

      – Нет, не надо… не надо… – ударила его в грудь кулаком, всхлипнула, взмолилась.

      – Бл*ть! Ты что… ты целка что ли?!

      Некогда ангельский голос наполнился ледяной сталью.

      Мне стало страшно. И очень, очень больно. Невыносимо!

      Как