Причалы любви. Книга вторая. Вячеслав Викторович Сукачев

Степан еще налил. – Поехали.

      – Давай.

      Вторая уже миром покатилась, хорошо проторенной тропкой.

      – А Рашидка-то теперь, – после закуски вспомнил Степан, – баланду хлебает.

      Митька икнул, но тут же выправился и спросил:

      – Сколько ему?

      – Червонец влепили… И это еще хорошо отделался. Баба у него бедовая: три раза с двумя чемоданами в Хабаровск смоталась до суда, а потом еще ездила. Смотришь на нее, в чем душонка держится, а чемоданы прет, как бульдозер. Килограмм триста икорки-то отвезла, не меньше. Вот и выхлопотала Рашидке червонец. А что? В сорок пять лет вернется, еще мужик будет хоть куда, не зря старалась…

      – Ну а этот, стреляный-то, как он?

      – Андрюха? А чего ему, поправляется. Слышно, вот-вот приедет. Но теперь, я думаю, – Степан усмехнулся, – осторожнее будет…

      – Живучий, – вздохнул Митька Бочкин.

      – Здоровьишко у него есть, это так.

      – А Рашидка дурак! – запальчиво объявил Митька. – Зачем стрелял-то? Что он хотел доказать, что стрелять умеет?

      – Ну не скажи! – мотнул тяжелой головой Степан. – Народ сейчас обозленный… Жрать нечего, а тут еще инспектора на рыбе звереют. Сами-то ее берут, причем – нагло берут, сколько хотят, столько и черпают, а ты не моги! Да что это, на меня в детстве корова наступила, что ли? – Степан обозлился. – Где они, сытые да гладенькие, были, когда мой дед с япошками воевал, партизанил вон в тех сопках и двух братьев там схоронил? И я сам их что-то в окопах не встречал, сытеньких-то, в черненьких пиджачках… Не было их там! А теперь появились, что в животе, что в заднице – одинаковые, морды от жира лопаются, глаза поганые… У них все, у этой сволочи: вертолеты, катера на подводных крыльях, японские сети и закон… А что у меня? А у меня как у латыша – хрен да душа. Сетчонка драная да лодка… Они жрать хотят, и все их родственники хотят, и родственники их родственников хотят, а я – нет! Понятно, Бочка?! А ты, «зачем стрелял?» Придумали, гады, нас браконьерами величать, все на нас валить… Вон, книжку как-то листал про царскую рыбу, – Степан кулак стиснул и по столу шарахнул, – и как же там нашего брата понужают, и как же сволочат-то нас… Э-эх! Да где глаза-то, чтобы не видеть, что самый главный браконьер у нас на службе у государства, указами и постановлениями от всех законов отгороженный. Вот кто нашей рыбе прикурить дает! А мы с тобой, Бочка – семечки, шелуха в сравнении с ними. Они вон, своими заездками Амур напрочь перекрывают, а мы… Да что там говорить! А заводы кто строит без очистных сооружений? Мы с тобой, что ли? А такой завод за один год нашей рыбки столько уморит, сколько нам, браконьеришкам, в два века не выловить. А что ему, заводу-то, у него на штрафы специально кругленькая сумма запланирована: переложил деньги из одного кармана в другой, и будь здоров. Хозяин-то у этих карманов один – государство, и что не перекладывать народные рублики… А вот из нас жилы тянут, нам всю душу выматывают. Вот так вот, Бочка, такие пироги на сале получаются – странные пироги, скажу тебе прямо. Так что о Рашидке говори, да не заговаривайся…

      Степан