Время четырёх стихий. Аделина Дамировна Гирфанова

ругалась на меня, я всё равно люблю её.

      А вот отец – это целая отдельная глава в моей потрёпанной книге. До пяти лет папа был моим лучшим другом. Мы с ним играли в футбол, строили дома из конструктора, фантазировали, устраивая театр теней, да и просто дурачились, как могли. Это была лучшая пора моей жизни, которую, только, я смутно помню. Перед сном папа всегда мне рассказывал что-то о космических кораблях, как он с его командой отправляет людей в космос, на Луну, как видел настоящих пришельцев. Я, почему-то, всё тогда воспринимал за правду. Глупое и наивное дитя.

      Но вот однажды, кажется, пятого или седьмого июля две тысячи пятого года, как раз после моего дня рождения, отец в первый раз привёл меня в свою лабораторию, в которую я всегда мечтал попасть. Вы только представьте себе, как восхищался тогдашний мелкий я! Настоящая лаборатория, как в комиксах от Marvel или DC, а тут ещё и мой отец являлся крутым учёным. Пока я всё осматривал в порыве радостных эмоций, захвативших меня с ног до головы, и всё время бегал то от одного интересного и непонятного прибора, то к другому, отец неожиданно подошёл ко мне со спины и довольно грубо обнял, слишком сильно сжав руки.

      Я перепугался не на шутку. Мне было страшно. Я не понимал, что происходило. С этого момента и началось затяжное путешествие по отсекам лаборатории отца, которое заняло почти двенадцать или тринадцать лет. Все эмоции с годами стали путаться, а потом и вовсе превратились в сплошной саркастический характер, который не обошёлся без добавления взрывных специй. Во мне что-то с треском разорвалось. Доверие? Возможно. Я перестал отвечать на звонки отца.

      Однако он всё равно бесцеремонно брал меня в охапку и уводил в свою лабораторию, даже несмотря на то, что я сопротивлялся. Я пытался сбежать от него, но этот чёртов учёный каждый раз находил меня, как далеко я бы ни находился.

      Ярость резко подскочила до максимума, и я с силой пнул большой камень, который лежал у меня на дороге. Я надеялся выпустить пар. Но он оказался неподвижным, отчего тупая боль зародилась в пальцах ноги. Я прикусил губу, подтянув ушибленную ногу к себе.

      – Да пошли вы все! Сгорите в аду! – громко крикнул я и побежал по первой улице города, стараясь забыть всё, что связано с отцом. Тупая и ноющая боль в пальцах давала о себе знать, отчего я морщился каждый раз, когда наступал на правую ногу.

      Не знаю, сколько и как быстро бежал, но я порядочно устал. Сбавив скорость и перейдя на обычный шаг, тяжело дышал после продолжительного бега и свернул налево чисто методом тыка. Мне было всё равно, куда и где идти. Я остановился, поднял голову вверх и вдохнул поглубже прохладный ночной воздух.

      На небе появилась россыпь сверкающих звёзд, но свет от городских фонарей мешал обзору. Засунув руки в карманы толстовки и натянув ворот до носа, я слегка поёжился и продолжил свой путь. В голове неустанно проносились мысли об отце, но я старался отшвыривать их в сторону, пинать изо всех сил, чтобы они не доканывали меня до изнеможения. Я старался сосредоточиться на ночи,