Все романы в одном томе. Фрэнсис Скотт Фицджеральд

по клумбам, а вечерами внезапно появлялись светлыми пятнами на фоне темных деревьев. На одной из дорожек среди этих темных деревьев Беатриса наконец и настигла Эмори, после того как мистер Блейн, по своему обыкновению, удалился на весь вечер к себе в библиотеку. Побранив его за то, что он ее избегает, она вовлекла его в длинный интимный разговор при лунном свете. Его снова и снова поражала ее красота, которую он унаследовал, ее прелестная шея и плечи, грация богатой тридцатилетней женщины.

      – Эмори, милый, – ворковала она, – после того как мы с тобой расстались, я пережила такое странное, нереальное время.

      – В самом деле, Беатриса?

      – Когда у меня в последний раз был нервный срыв… – она говорила об этом, как о геройском подвиге, – доктор сказал мне… – голос запел в доверительном регистре, – что любой мужчина, если бы он пил так же упорно, как я, буквально погубил бы свой организм и уже давно сошел бы в могилу, вот именно, милый, в могилу.

      Эмори поморщился и попробовал вообразить, как воспринял бы такие слова Фрогги Паркер.

      – Да, – продолжала Беатриса на трагических нотах, – меня посещали сны – изумительные видения. – Она прижала ладони к глазам. – Я видела, как бронзовые реки плещутся о мраморные берега, а в воздухе парят огромные птицы – разноцветные, с переливчатым оперением. Я слышала странную музыку и рев дикарских труб… что?

      Это у Эмори вырвался смешок.

      – Что ты сказал, Эмори?

      – Я сказал, а дальше что, Беатриса?

      – Вот и все, но это бесконечно повторялось – сады такой яркой расцветки, что наш по сравнению показался бы однотонным, луны, которые плясали и кружились, бледнее, чем зимние луны, золотистее, чем летние…

      – А сейчас ты совсем здорова, Беатриса?

      – Здорова – насколько это для меня возможно. Меня никто не понимает, Эмори. Я знаю, что не сумею это выразить словами, но… меня никто не понимает.

      Эмори даже взволновался. Он обнял мать и тихонько потерся головой о ее плечо.

      – Бедная, бедная Беатриса.

      – Расскажи мне о себе, Эмори. Тебе эти два года жилось ужасно?

      Он хотел было соврать, но передумал.

      – Нет, Беатриса. Мне жилось хорошо. Я приспособился к буржуазии. Стал жить, как все. – Он сам удивился своим словам и представил себе изумленную физиономию Фрогги. – Беатриса, – начал он вдруг. – Я хочу уехать куда-нибудь учиться. В Миннеаполисе все уезжают в школу.

      – Но тебе только пятнадцать лет.

      – Ну что ж, в школу все уезжают в пятнадцать лет, а мне так хочется!

      Беатриса тогда предложила оставить этот разговор до другого раза, но неделю спустя она, к его великой радости, заговорила сама:

      – Эмори, я решила, пусть будет по-твоему. Если ты не раздумал, можешь ехать в школу.

      – Правда?

      – В Сент-Реджис, в Коннектикуте.

      У Эмори даже сердце забилось.

      – Я уже списалась с кем нужно, – продолжала Беатриса. – Тебе и правда лучше уехать. Я бы предпочла, чтобы