Семейные обязательства. Алексей Келин

Говорят, не жег ведьм просто за магию, непременно за злодейство, – совершенно не стесняясь, иронично говорил молодой человек в мундире Второго егерского полка.

      – Последние указы предвосхитил? Ловок! И сделал карьеру, – хмыкнул его собеседник, седой старичок с тростью. – Императору, конечно, виднее… А я, уж простите, по старинке колдунов опасаюсь. Четыре века назад полматерика разнесли, вместо старой Рутении – болота с озерами, Гнездовск еле-еле оклемался. Хорошо, Мстислав наших предков собрал, до этих земель дошел и местную нечисть приструнил, а то ловили б лягушек по кочкам да трясинам, кабы не чего похуже.

      – Так потому со времен Мстислава любая боевая магия во всем мире под запретом, – пожал плечами егерь. – В мирных целях пожалуйста, сколько угодно, а воевать извольте без колдовства, в доспехах, с мечами, пиками, пищалями да пушками. Ну, или с ножами, по-тихому, – ухмыльнулся он чему-то, прекрасно известному обоим.

      – Юноша, вы излишне оптимистичны, – хохотнул дед. – Любую полезную штуку можно к драке приспособить и любой запрет обойти. Нет предела изобретательности, когда надо ближнего половчее изничтожить…

      … – Господа! – услышала Элиза, проходя мимо группы людей, окруживших темноволосого человека в одежде слегка необычного покроя, – Гетенбергский Университет уже предложил мне дать серию открытых лекций, посвященных моим исследованиям. Прошу, приходите, там я отвечу на любые вопросы.

      – Профессор Каррера, мы ждем от вас рассказов о Криенне! Вы побывали в самом сердце магического царства Древних – что может быть интереснее?!

      – Там просто холодно, – развел руками профессор. – Снег, лед, северное сияние, медведи и тюлени.

      Элизе захотелось послушать (наверняка он не только тюленей видал в колдовских замках!) но рядом с Каррерой, заинтересованно распахнув огромные голубые глаза, стояла княжна Нина Гагарина, ее давняя подруга-соперница. Не обойдется без очередной колкости, без удивленно-наивного вопроса: «Дорогая, а где же Пьер?»…

      Соревнование в остроумии окончательно испортит вечер.

      Элиза дружелюбно кивнула Нине и не стала останавливаться.

      Она вышла из бальной залы в неожиданно безлюдный коридор, сделала несколько шагов…

      Крик. Сгусток боли, недоумения и страха.

      Вихрь. Не бывает смерчей в стенах гетенбергской ратуши, не может быть, показалось!

      Еще один крик. Знакомый, родной голос – торжество боль, разочарование – все вместе.

      Отец?! Что…

      Элиза не помнила, как оказалась в той гостиной. Наверное, бежала, ломая каблучки, и грянулась в тяжелую дверь всем телом, чтобы скорее открыть…

      Зато следующие минуты навсегда застыли в памяти Элизы собранием холстов злого художника, рядом полотен в мрачной галерее – сжечь бы! Но память не горит.

      …За окнами полыхал августовский закат, заливая все багровым – светом, огнем и кровью.

      Отсветы уходящего