Роковая тайна сестер Бронте. Екатерина Борисовна Митрофанова

тех самых пор, как мы в последний раз были счастливы… – по-настоящему счастливы. Это было, когда мы с тобой пустились в нашу долгую прощальную прогулку по безлюдным холмам, увенчанным бурыми торфяниками, вдоль родной дикой пустоши – прямо к милым сердцу пышным вересковым зарослям – этому сказочному изумрудно-лиловому морю, в бездонной пучине которого так и хочется утонуть! Ты помнишь это, Шарлотта? Помнишь, каким прелестным выдался тот достопамятный день? Каким безоблачно-синим было небо, простиравшееся над Гавортом, точно отражающее свою беспредельную лазурную синеву, слегка позолоченную мягкой волной живительного солнечного света, в омуте чудесных васильков, ослепительно пестревших на поле у края долины!..

      – И каким пленительным был воздух, овевавший заповедные окрестности Гаворта! – с искренним пылом добавила Шарлотта. – Прозрачный чистый и ясный… Мы прямо-таки утопали в естественном могущественном величии этих дивных вересковых пустошей, зыбких болот, суровых кряжей холмов и этого поистине чудесного летнего дня, в то время как вся природа словно бы улыбалась нам с тобою, щедро оделяя нас своими самыми восхитительными дарами!

      – О, как нам было хорошо, милая сестрица! – подхватила Эмили с воодушевлением. – Помню, мы едва не заблудились в густом темном вереске, стелющемся вдоль торфяника; как жаль, что мы все же не заблудились! Там, на этих диких просторах, в безбрежной заповедной пустоши, осталась моя душа! Она навсегда сделалась добровольной пленницей этого дивного сурового края с его восхитительными живописными лощинами и уединенными мрачными ущельями! Навсегда, какой бы срок не был мне отведен для моего дальнейшего обитания на этой земле – как в нынешнем моем качестве, так и в любом другом. Ибо, что бы там ни говорили иные люди, что до меня, то я верю в возможность переселения души после отмирания плоти.

      Шарлотта невольно содрогнулась. Слова сестры внезапно посеяли в ней неизъяснимый страх и скрытую тревогу.

      – Знаю, сестрица, ты скажешь, что я неблагодарная эгоистка, – продолжала Эмили Джейн с отчаянным пылом. – Что ж, ты вправе порицать меня. Видит Бог, я старалась держаться, как только могла! Я боролась сама с собою изо всех сил, ибо сама мысль о ничтожной перспективе быть клеймом позора для всей семьи приводит меня в ужас. Я вполне сознаю всю ответственность, которая на меня возлагалась. Но – как это ни печально, я вынуждена признать, что мне не достало воли и мужества надлежащим образом исполнить свой долг. Теперь я окончательно убедилась, что не способна отважиться на такую жертву – в противном случае мне пришлось бы пойти против самой своей сущности.

      – Как это? – удивилась Шарлотта.

      – Не знаю, сможешь ли ты понять это, сестрица. Скорее всего – нет, потому что для этого необходимо чувствовать то же, что чувствую я, – а я уверенна, что это ни для кого другого, кроме меня, невозможно, иначе можно попросту сойти с ума. Я удивляюсь, как этого до сих пор еще не случилось со мной?! Однако, в любом случае, я благодарю