Приступить к ликвидации. Эдуард Хруцкий

последнее время его-то и не было. Он ушел в том месяце. На фронт, говорил. Вот только вчера и вернулся в форме и с наганом. «Ты, – говорит, – тетя Лена, меня разбуди в восемь», – и к себе пошел.

      – А почему вы в шесть ушли с поста?

      – Ах, товарищ начальник, не в шесть – в семь ушла. Гастроном у нас в семь открывают.

      – Долго там были?

      – Час, наверное, у меня часов-то нет. А домой шла и у ворот двоих военных встретила, они-то мне и сказали, что время пять минут девятого.

      – Военные выходили из вашего двора?

      – Из нашего. Из ворот.

      – Постарайтесь вспомнить их.

      – В сапогах хромовых, с ремнями через плечо. У одного, что на часы смотрел, нашивка золотая.

      – Какая нашивка, узкая или широкая?

      – Широкая, товарищ начальник, страсть какая широкая.

      – Вы раньше их не видели?

      – Нет, не видела.

      – Что дальше?

      – Я, конечно, побежала Зиновия Аркадьевича будить. Гляжу, дверь открыта. «Неужто встал?» – думаю. Зашла в комнату, а он лежит. Тут я и побегла на улицу.

      – Игорь, – Данилов встал, – дело ясное. Ты сейчас иди в «Вечерку», найди знакомых Грасса, узнай, кто такая Марина. Ты, Степан, с жильцами поговори. Я в управление.

      На лестнице Данилов задержался, пропуская санитаров, уносивших убитого. Он прошел сквозь расступившуюся толпу любопытных у подъезда, подошел к машине.

      – Извините. – Кто-то тронул его за рукав.

      Данилов оглянулся. Перед ним стояла пожилая женщина с пустой авоськой в руках.

      – Я хотела вам кое-что сообщить…

      – Слушаю вас.

      – К гражданину Грассу ходило много разных людей. Журналисты… А три дня назад заходил его сослуживец, подполковник.

      – Так, значит, подполковник? Я знаю, летчик?

      – Нет, пограничник. Такой интеллигентный, седоватый. Очень жалел, что не застал его.

      – У этого подполковника ожог на правой щеке? – внутренне холодея, спросил Данилов.

      – Ошибаетесь, у него шрам, белый такой, с левой стороны, здесь. – Женщина провела пальцем от губы до глаза.

      Он. Точно он. Широков. Уже в машине Иван Александрович расстегнул крючки воротника. На душе было скверно. Точно так же, как пятнадцать лет назад, когда он в Питере, на Лиговке, потерял след Резаного.

      Зачем Широков приходил к Грассу? За деньгами? Может быть, за ценностями? Маловероятно. Ни денег, ни тем более ценностей у убитого не было. Значит, Широкову был нужен Зяма-художник. Но ведь Грасс никогда не связывался с уголовниками. Он делал фальшивые накладные артельщикам, липовые печати на документы, справки. Его «клиентура» была – крупные хозяйственники. Кто же указал Широкову на Грасса? Кто?

      В коридоре «Вечерки» пахло керосином. Из-за закрытых дверей вырывался приглушенный стук пишущих машинок, обрывки телефонных разговоров, смех.

      В отделе иллюстраций было тихо. Огромное окно распахнуто, за ним в золотистом мареве видны крыши и облезлые церковные маковки. Со стен на Игоря смотрел добрый десяток человеческих лиц. Красивые, строгие и веселые женщины, мужчины с орденами и без таковых,