Приступить к ликвидации. Эдуард Хруцкий

напевая про себя: «До свиданья, города и хаты…»

      Постепенно настроение улучшилось. Он шел по своему городу, в котором вырос и который ему доверили охранять. Для него Москва осталась такой же красивой, только она надела военную форму и возмужала.

Грасс

      Первым в коридоре Данилов встретил Шарапова. Как всегда, Иван пришел на работу за четыре минуты до девяти. Данилов еще раз подивился точности этого человека. Ведь живет же дальше всех, у черта на куличках.

      – Желаю здравствовать, Иван Александрович.

      – Здравствуй, Иван Сергеевич.

      Шарапов глядел на начальника спокойно и выжидающе. Нет, он не раскаивался ни в чем и ни в чем не чувствовал своей вины. Он был прав. Как всегда, прав. И правду свою понимал сердцем.

      Данилов знал это и не осуждал его. Он знал: уж Шарапов если что решил, то, значит, обдумал основательно.

      – Ты на меня не смотри так, Иван, не смотри. Я ведь тоже просился неделю назад. И сам видишь…

      – Значит, нет?

      – Значит, нет.

      – Что ж, я понимаю, дисциплина и все такое…

      – Нет, ты еще ничего не понимаешь. Нельзя же нам город-то оголять. Город-то наш? Мы за него в ответе? Иди. Попроси, чтобы из дежурки задержанного привели ко мне в кабинет, вдвоем допросим. А я пока к Смирнову зайду.

      Придя к себе, Шарапов дернул тугой шпингалет, распахнул створки окна. За всю долгую службу в милиции Иван так и не привык к запаху присутственных мест, этой удивительной комбинации табачного перегара, гуталина, карболки и тлена. Шарапов пытался бороться с ним, даже цветы из дому в горшках принес. Но цветы погибли на третий день, а молодая травка сразу же стала желтой.

      – Иван Сергеевич, здорово! – крикнул с порога Муравьев. – Ты прямо здесь спишь, что ли?

      – В такой духоте поспишь – мыши сдохнут.

      – А ты, Иван Сергеевич, в противогазе попробуй.

      Игорь дернул ящик стола и начал выгребать из него бумаги.

      – Так-так… – Он быстро пробегал их глазами, рвал и бросал в корзину. – «В аллеях столбов, по дорогам перронов… – лягушечья прозелень дачных вагонов…» Так… не нужно… И это тоже. Иван Сергеевич, хочешь, я тебе стихи подарю?

      – Стихи? Да я их не очень уважаю, Игорь. А ты что, порядок наводишь – дела, что ли, сдаешь?

      – «Уже, окунувшись в масло по локоть, рычаг…» Ага… «…начинает акать и окать…» Сдаю… Это нужно… На фронт иду…

      – На фронт?

      – Именно. «И дым оседает…» Вот как с этим быть?

      – Игорь! К Данилову, – приоткрыл дверь Полесов.

      – Иду. О… Степа, товарищ старший опер! Ты прямо на парад собрался. – Игорь завистливо оглядел Полесова. – Слушай, давай меняться, ты мне ремень, а я тебе австрийскую кобуру.

      – Разбежался! Ну что стоишь, пошли.

      – Садитесь. – Голос начальника был сухим и будничным. – Прежде всего я вам один вопрос задам. Вы оба такой документ, как присяга сотрудников рабоче-крестьянской