Обнаженное прошлое. Стелла Грей

секунду перед глазами все качнулось, и я потеряла сознание.

* * *

      Доктор Игорь Сергеевич давно остался во вчерашнем дне. Как и огромные голубые глаза Дашки, которая спрашивала:

      – Мам, ты чего? Вон телефон уронила и даже не обратила внимания. Что с тобой? Я уже лучше себя чувствую, не надо так бояться.

      А я смотрела на нее, молча кусала нижнюю губу, совершенно не чувствуя боли, и понимала, что не могу ничего сказать.

      В голове было пусто, будто на заброшенном берегу реки. Я мельком заметила свое отражение в зеркале: женщина-привидение. Слишком белые губы, слишком темные круги под глазами, слишком глубокий ужас в глазах, которые вдруг превратились в бездонные колодцы. И смотреть страшно, и отойти нельзя.

      – Даш… – произнесла я не своим голосом, чувствуя, что горло словно сдавило стальной рукой. – Котенок, как ты себя чувствуешь?

      – Намного лучше, – заверила она и еще посмотрела по сторонам, будто с моим появлением ожидала увидеть что-то другое. – Только я домой хочу.

      Я невольно сжала платок, который держала в руках. Кажется, еще чуть-чуть – и ткань попросту вопьется в кожу, которая лопнет от напряжения.

      Во рту почему-то стало солено, будто появилась кровь. Я сделала глубокий вдох, приказывая себе успокоиться. Нельзя, просто нельзя показывать, что ты нервничаешь и переживаешь. Тогда ребенок тоже будет сам не свой. А Дашке волноваться нельзя. Совсем нельзя, иначе…

      Что именно иначе – я просто не знала. Кажется, такое случилось первый раз в жизни, когда я стояла возле дверей квартиры Антона Данишевского. А потом перед глазами потемнело. Я тогда потеряла сознание, но пришла в себя почти сразу же, потому что, падая, стукнулась о стену. Боль тут же привела в себя.

      И сейчас… сейчас было точно так же. Только пока не было той боли, которая бы могла привести в себя.

      – Даш, доктор сказал, что тебе надо побыть тут какое-то время. Кое-что обследуют, посмотрят на самочувствие. И только тогда смогут отпустить.

      Я прекрасно понимала, что вру собственной дочери, но ничего не могла поделать. В голове совершенно не укладывался пазл, как и что сказать ребенку. Язык не поворачивался озвучить диагноз. И я знала, что буду говорить разное… что угодно, лишь бы не страшную правду, которую пока даже сама осознать не в состоянии.

      Дашка нахмурилась, задумчиво посмотрела на меня. Маленький и уже совершенно самостоятельный человек, который умеет анализировать и делать выводы.

      – А надолго? – деловито спросила она, отбросив в сторону даже намек на истерику. – Потому что у меня контрольная по математике на следующей неделе, Екатерина Васильевна сказала всем основательно подготовиться. А мне пятерка нужна.

      Я с трудом сглотнула образовавшийся в горле комок. Кто бы мог подумать, что говорить правду окажется так сложно. Зато ложь будет сама слетать с губ, словно цветочные лепестки.

      – Посмотрим, Даш. Я ей напишу, ты не переживай.

      – Переживать? – чуть нахмурилась дочь. – Мам… а как же я тут? Останусь?

      Я сразу испугалась,